соскучился и хочу обратно свой июньский вечер. У Юли была осень по расписанию, поэтому никаких изменений она не заметила. И нас всех очень тревожил пропавший Игнашевич. И еще полное отсутствие обратной связи с пенсионным управлением. Это было странно.
А потом рухнул участок Миледи. Просто ушел под землю ровным квадратом. Мы тогда сильно перепугались. И еще переругались. Савельев матерился и все время повторял «надо уходить». Куда уходить-то?
Мы наблюдали, как Савельев плакал, когда в его развесистых, всех оттенков изумрудного джунглях пошел снег. Это было красиво. Белые хлопья на черной маслянистой шкуре пантеры.
А потом пропала Амалия: пошла навестить своё северное сияние и ушла под землю вместе с псевдоготикой, роботами-наложниками и «Полуденной смертью».
«Вот и превратилась наша загородная жизнь в загробную раньше времени, – злился Савельев. – Выживают нас, сволочи».
Нас как будто просили выйти вон, вопрос только куда. Снег окутал весь поселок и печально падал в черную дыру, оставшуюся от участка Миледи. У нас было ощущение наступления тихого апокалипсиса: на белой земле остались только мы трое, всех остальных будто стерли ластиком.
Когда наутро мы увидели на участке Игнашевича черный провал, мы не стали ждать ни минуты.
Мы побрели на север, туда, где, по мнению Савельева, нас ждал еще один пенсионный поселок, целый и невредимый, без вируса.
Юля тащила своего молчаливого кота в сумке. Ни одна программа не работала. Снег, дождь, непролазный лес в проплешинах болотец. Комары, рассказывающие нам всю свою жизнь перед тем, как выпить нашу кровь. Мы уже не скулили и не злились, не вступали в перебранки, просто обреченно брели. Позади черные дыры поглотили буквально всю нашу оставшуюся жизнь в одно мгновение, весь наш рай. Казалось, нам осталось только самим себе заказать гробы по интернету. Савельев подбадривал нас разговорами, что скоро все закончится.
Через два дня мы вышли на поле – пустое и бескрайнее. Поселка не было. Савельев нервно смеялся. Мне было уже все равно. Я понимал, что происходит какой-то обман и умереть придется здесь, либо можно вернуться и попытаться умереть у себя в кровати, если она еще не провалилась в преисподнюю. Мне не давала покоя только Юля: она была почти спокойна, не рыдала, просто хмурилась и временами успокаивала кота, приоткрыв сумку. Именно она не давала мне впасть в отчаяние. Савельев иногда на нее недобро косился. Казалось, что эти двое о чем-то напряженно переговариваются на невидимой волне.
А потом я понял, что Савельев нас обманывает. Его программа работала самым расчудесным образом, в то время как наши были давно отключены. Я видел, как он «нашел» ручей и наполнил флягу, думая, что я остался у костра с Юлей.
– Я так и думала. Мы в симуляции. Савельев – наш проводник от управления, – Юля нахмурилась.
– Не от управления, – Савельев стоял за деревьями и слышал весь наш разговор. – Я беглый проводник. Уверен,
