и их глаза светились желтым, предчувствуя смерть.
– Э-э-х, сучара! Блять! – гаркнул разгоряченный водкой Павлов, вдыхая полной грудью, потом сплюнул и увидел перед собой фигуру Коломийца. – Чо там! Показывай! Порешаем чо! – Павлов взмахнул пистолетом. Решать он собирался только один способом.
Коломиец пошел впереди, и вскоре топающий враскоряк Павлов увидел их, стоящих поперек дороги плотной толпой, облезлых мертвецов, черных, серых, грязных, с коркой засохшей крови, дерьма и трупных соков. Ледяной ветер дул в их сторону, дергая за обрывки одежды, но всем им, восставшим, он был нипочем, да и что мог бы сделать и больший ветер мертвецам, которые свою муку при жизни хлебнули сполна? Павлов вспомнил хрип старика и цыкнул слюной через передние зубы. Этим его не взять, не такие пугали и еще не таким, и где они все.
Коломиец покосился на шефа, остекленевшим взглядом впившегося в толпу.
– Считаю до трех, – проревел Павлов. – Не отвалите, вам кранты.
Мертвецы не шевелились. Откуда они явились, где нашли силы, чтобы прорвать давящую на них земную тяжесть, как взломали ее и вышли из мучительного плена? Мысли в голове Павлова бродили в кромешном мраке, безмолвные и злые, как будто отражения помыслов тех, кто явился свершить месть.
Почти минуту лишь ветер дул и свистел, поднимая легкую поземку, а потом Павлов скомандовал:
– Вали их нахуй!
Стоящие по обеим сторонам от головной машины бойцы открыли огонь из всех стволов. Грохот рассек и разорвал смертную ночь на клочки, во вспышках Павлов замечал корчащиеся тела, летящие во все стороны кости и дубленое земными ядами мясо. Ничего в мире не осталось, никаких звуков, кроме этого адского гвалта, кувыркающихся гильз и острой пороховой вони. Мертвецы нападали, рвались к живым изо всех сил, но никому не удалось преодолеть свинцовый шквал. И как только последний пал, стало тихо, так тихо, что Павлов решил, что оглох. Выматерившись, он посмотрел на свой разрядившийся пистолет. Сколько прошло времени? Ему казалось, что вечность, кем-то спрессованная в секунды. Бойцы, на всякий случай перезаряжаясь, готовы были снова воевать.
Коломиец сказал:
– Кажется, все.
Павлов пошел вместе с ним вперед, отпинывал со своего пути кости, перешагивал через остовы тел.
– Нет больше? – спросил он, озираясь.
– Нет. – Коломиец крутил головой. Левая половина его лица была обожжена на войне и выглядела страшно, но этого бывший краповый берет не стеснялся, свое увечье носил с гордостью. – Ехать надо. Могут другие быть.
Павлов чувствовал даже разочарование, сейчас ему хотелось настоящей крови, месива, адреналинового безумия. Мертвые не дали ему этого.
Однако здесь пришла к нему мысль, что ведь другое важно: не смогла смертная сила одолеть его, проклятие старика не взяло. Значит, защита по-прежнему
