смотрел вслед удаляющейся щуплой фигурке и его преследователю – злобному троллю, размахивающему ножом. Последним бежал Гаврилов, обливаясь по́том.
Женька с трудом поднялся, прижал носовой платок к лицу.
– Можешь идти? – донесся до меня его гнусавый голос.
Я кивнул и перевернулся на живот. Мне казалось, из этого положения будет проще встать. Грудь ломило от боли, в животе полыхал пожар. Женька, видя мои безуспешные попытки подняться, пришел на помощь.
– Они его… убьют, – прохрипел я, – нужно… поторопиться.
Женька кивнул, и, поддерживая друг друга, мы как могли быстро зашагали по тропинке. Рыжик и Царенко к тому времени скрылись из виду, и единственным ориентиром для нас оставалась спина Гаврилова. Но как бы медленно ни бежал толстяк, мы упустили его. Когда вышли в поселок, вконец отчаялись их отыскать.
– Пошли к его дому, – предложил Женька, и я согласно кивнул.
Немногочисленные прохожие оглядывались на нас, некоторые интересовались, что случилось, другие предлагали помощь, но мы, никого не слушая, упорно шагали к дому Рыжика. И когда подошли к воротам, Женька вскрикнул и указал пальцем за заброшку. Взгляд мой оставался рассеянным, но хватило и его, чтобы различить огромную спину Гаврилова, мелькнувшую в дверном проеме бесхозного жилья.
Мы переглянулись. Идти туда жуть как не хотелось, особенно после рассказа Рыжика, но выбора не оставалось: друга необходимо спасать. С горем пополам мы перелезли через забор. Женька выбросил насквозь пропитанный кровью носовой платок, высморкался и зашагал к скулящей на ветру двери. Я старался не отставать. Противный шум в голове нарастал, ноги заплетались. Но я шел. Шел со своим лучшим другом выручать Рыжика. Я не знал, что мы будем делать, оказавшись внутри, но это не имело значения. Мои мысли занимал лишь маленький тихий мальчишка, жизнь которого мы просто обязаны спасти. Даже ценой собственных… Безумие, но я считал именно так. Следовало прихватить с собой штакетник от забора, но эта идея пришла слишком поздно: перед распахнутой дверью подвала, из глубины которого вдруг донесся крик невыносимой боли и отчаяния. Не раздумывая мы бросились вниз. Дважды я чуть не свалился со ступеней. В нос бил запах плесени и еще чего-то отвратительного.
Крик более не повторялся, но из черноты подвала поднимались другие, не менее жуткие звуки. Возня, скрип гнилых половиц, едва различимый стон. Что-то рухнуло, загремело, усилилась вонь.
Я ступил на земляной пол, вытянул руки перед собой. Кое-где через щели в заколоченных окнах-бойницах пробивались полоски света, но их было ничтожно мало, чтобы как следует рассмотреть обстановку. Пришлось ждать, пока глаза привыкнут к темноте. Я слышал оглушительный стук своего сердца, а еще противные шорохи в дальнем углу. Там, куда не проникал ни единый луч солнца.
– Рыжик? – позвал я, не узнав собственный голос.
– Максим? Что вы здесь делаете? Зачем пришли?
– Мы пришли за тобой.
– Где
