мужчина. – Из-за какой-то калеки?!
– Вы уволены, – повторил герр Рихтер, потом подумал и добавил: – Я вложу чёрную карту в ваше портфолио, потому потрудитесь покинуть школу немедленно.
Вызвав хайнцеля, ректор приказал «убрать это», кратко охарактеризовав уже бывшего сотрудника школы.
Глава 3
Нас сегодня освободили от уроков, поэтому Филипп позвал меня на улицу, где оказалось действительно тепло – ну, мы же на севере Швейцарии, понятно же, что в середине сентября погода тёплая. У меня появилась возможность рассмотреть нашу школу. Это приземистое такое трёхэтажное здание, то есть невысокое, но длинное – не находишься. Перед ним пруд с фонтаном, весело бьющим радужной струёй в небо, а за школой, кажется, лес. Или парк, не разбираюсь я в них. Так и не скажешь, что дворец, но Филипп сказал, что это дворец, его построили для кого-то из королей, а тот возьми да и умри, потому отдали детям, то есть школе.
В парк мы решили пойти потом, потому что на меня опять навалилась слабость, и Филипп усадил меня на скамеечку, которых много вокруг пруда с фонтаном. Когда сижу, слабость вроде бы отпускает, а это значит… Я знаю, что это значит, поэтому хочется плакать, но этот абсолютно волшебный мальчик не даёт мне хныкать. Он меня обнимает, почти как папа, и мне хочется спрятаться за ним от всего мира. Странные у меня желания…
– Ты как, сможешь идти? – с тревогой спросил меня Филипп.
– Я смогу, – уверенно ответила я, на что он улыбнулся, медленно и как-то очень бережно поднимая меня со скамейки. После чего мы пошли в школу.
Как-то я вчера не заметила того, что увидела сейчас – на наш этаж, где гостиная, вели ступеньки. Два десятка ступенек, они оказались страшным испытанием, просто жутким. Казалось, весь мой мир сузился до этих ступенек, по которым я поднималась, стараясь не показать, как мне тяжело.
Когда добралась до верха, я уже почти стонала, потому что даже плакать уже не могла, а войдя в гостиную, просто упала, где стояла. Сердце колотилось где-то под самым горлом, не было сил встать, но Филипп меня поднял и доволок до дивана. Я для него тяжёлая на самом деле. Так грустно ощущать свою немощность. Наверное, это то, о чём говорил папа – сердечная недостаточность. Значит, скоро я не смогу ходить. Так в книжке было написано, потому что сердце моё слишком маленькое, и у него не хватает сил, чтобы разгонять кровь, а когда я стою, то сил нужно больше. Захотелось плакать, но я держала себя из последних сил. Филипп сел рядом и гладил меня по голове и спине, отчего слёзы как-то сами по себе унялись.
Наверное, надо было бы уйти в спальню, но… Вот до спальни мне не добраться… Сейчас передвигаться я могла бы только волоком. Придётся жить тут, наверное. И покушать ещё надо, а до столовой я сейчас не доберусь. От своей беспомощности я чуть не заплакала, но… Он не дал мне этого сделать.
Филипп долго спрашивал меня, смогу ли я без него обойтись несколько минут, так что мне даже стыдно стало, и потом куда-то убежал, а я лежала и думала. Почему-то тут я стала очень слабой – едва могу себя в руках
