такой июльский день мы и сидели со Стешей на садовых качелях, укрывшись от глаз всех остальных, и читали сказки. Теперь к сказкам продаются ещё и раскраски, а значит, ребенок полноценно участвует в процессе освоения книги – он слушает и трудится одновременно, чувствуя себя созидателем того волшебства, которым является сказка. Эта находка современных издателей нам со Стешей очень нравится.
– Где ты купила эту книжечку? – спрашивает меня Стеша, она, как все трёхлетние дети, хочет всё знать, теперь её заинтересовал и этот вопрос – где берут книги?
– Сказку о Дюймовочке мне дал грустный продавец книг. Можешь ли ты представить себе что-нибудь более печальное, чем грустный продавец книг? – спросила я ребёнка непонятно зачем, впрочем, это был скорее риторический вопрос самой себе.
– Грустный продавец воздушных шариков, – услышала я в ответ и в очередной раз поразилась, как тонко дети всё чувствуют, даже порой не понимая всего смысла. Действительно, грустный продавец воздушных шариков – это ужасно. Представляете, человек, продающий детям праздник, – грустный! Нет, так быть не должно. Вы, даже будучи взрослыми, наверняка замечали, как учащённо начинает биться ваше сердце, как оно трепещет от непонятного уже для вас восторга при виде разноцветных воздушных шариков и, вопреки разумным доводам, ждёт чуда. Это один из известных мне способов возвращения в детство, так же как мороженое или карусель с лошадками. Полагаю, что спорить с этим вы не станете, хотя на лошадку уже едва ли взгромоздитесь.
– А какие книги он продаёт?
Я отвлеклась и не сразу поняла вопрос, переспросила: Кто продаёт?
– Как кто? Ну дядя этот, что книги продаёт и грустный.
Я припоминаю книги, которые видела на прилавке, большей частью это взрослые книги, которые для ребёнка непонятны, но всё же решаюсь назвать несколько.
– Там есть «Чёрная и Белая богини» Роберта Грейвса, «Мифы Древней Греции», и «Иудейские мифы» я тоже видела.
– Мифы – это что? Это сказочки такие? – спрашивает Стеша, напоминая мне о своём реальном возрасте.
– Да, – вынужденно соглашаюсь я, – только пришедшие к нам из очень давних времен.
– Как Дюймовочка? – следует следующий вопрос, который приводит меня в замешательство.
– Почему как Дюймовочка? – переспрашиваю я, стараясь уловить логику детских рассуждений.
– Потому что Дюймовочка одета совсем не как я или Варя и с животными умеет разговаривать, а я не умею. Забыла, наверное, – добавляет она не вполне уверенно.
Я поражаюсь логичности размышлений трёхлетнего ребёнка и признаю его правоту: действительно, сказки и мифы очень похожи.
– Твой продавец книг потому грустный, – делает неожиданное для меня заключение Стеша, – что он продаёт грустные книги.
– Нет, – протестую я, – у него не все книги грустные.
– «Дюймовочка» – грустная, мифы – тоже грустные,
