расстегивать брючной ремень.
Чертову железяку, все же вытянули. Под стенания профессора переправили через речку, бережно опустили на землю. Обездвиженная машина напоминала безголового, безшеего, чересчур длинного осла.
Отталкивая спецназовцев, ученый кинулся к транспортеру: «Отойдите. Отойдите, – требовал он и отодвигал их руками, – дайте я проверю. Да отойдите же от него!». Олег Юрьевич, как и Малой был без шлема. Лицо, уши его горели лиловым цветом, а сильно прореженные сединой волосы торчали во все стороны. Пальцы на джойстике дрожали как в лихорадке. Чтобы начать процесс оживления, ученому пришлось несколько раз тряхнуть кистями и сделать глубокий вдох-выдох. Было видно, что машинка для него имеет большое значение.
Фигово, когда руки растут из задницы, – пробубнил Рама, косясь на исследователя.
– Ага, – поддакнул Седой, – а еще хуже, когда голова из того же места.
«Мул» ожил с первой попытки.
– Уф, – с облегчением выдохнул Олег Юрьевич. Его лицо оттаяло, поплыло в улыбке, – а я уже, грешным делом, подумал каюк самоходке.
– Нашего института разработка, – похвастал Малой, обводя взглядом спецназовцев. Никто не отреагировал на реплику. Люди пользовались передышкой, приводили себя в порядок.
Фаза подошел к Кишлаку, который закручивал крышку на фляге, спросил:
– Ты чего там напрягся? – мотнул головой в сторону леса.
– Ничего не напрягся
– Когда осла тащили, на кой к прицелу прикладывался?
– А-а, тогда. Показалось какое-то движение на опушке. Посмотрел в оптику – только туман.
– Человек, мутант?
– Не было там никого.
– Не было, так не было, – обводя взглядом опушку, Фаза достал сигареты, предложил снайперу.
– Спасибо, не курю, – отказался Кишлак, помолчал и продолжил, – как-то странно, ни аномалий, ни мутантов.
– Погодь, все будет, замучаешься отплевываться. Как говорится, чем дальше в лес, тем толще дятлы.
– Ага, – встрял в разговор Рама, – и злее партизаны.
Фаза внимательно посмотрел в простодушное лицо здоровяка. Ничего не сказал, направился к медику.
Ссэр уже обработал рану на бедре и теперь брызгал спреем на оголенную щиколотку.
– Идти можешь? – спросил его, попыхивая сигареткой сержант.
– А чего не смочь? Смогу, – говорил медик отстраненно, рассматривая голеностоп. – В наше время, еще в СССР на такие мелочи вообще внимания не обращали. В восьмидесятых служил связистом в братском ГДРе. Наша дивизия стояла в Галле. Дорога, по которой бегали на утренней зарядке, была булыжной. А за складами ее частично разобрали. Не знаю, для каких целей камень потребовался, а может, и просто не доделали, в общем, как не пробежка кто-нибудь да подвернет ногу. Раз десять на этой самой дороге я подворачивал голеностоп и ничего, всегда прибывал в казарму
