спрашивал его прохожий, уточнивший его имя, не сумев справиться с любопытством.
– Ie de nai te iru koinu wo mitsuke ta koto ga aru to otta. Totemo chīsana dōbutsu de, chakushoku hon wa kimyō desu. Itsumo inu ga hoshikatta shi, watashi wa sō omou, sore ga okotta node. Ore no atama wo utta! Anaguma wo sodate ta! [Нашёл однажды у своего дома плачущего щенка, подумал я тогда. Совсем маленький – непонятно, что за зверь, а раскраска странная. Всегда хотел себе собаку и дай-ка, думаю, возьму, раз уж так вышло. Взял на свою голову! Вырос барсук!]
– Hahaha! Reon-san, anata wa ataeru no desu ka! kii teru no ka? [Ха-ха-ха! Ну вы даёте, Леон-сан! Слушается хоть?]
– Tashika ni. hora mi te Mūjin! watashi no tokoro ni ki te kudasai [Конечно. Вот, глядите. Мудзин! Будь добр, подойди ко мне], – обратился он к барсуку.
«Вот делать мне нечего ходить тут всех развлекать?! Леон, ну чё ты в самом-то деле?!»
– Mūjin, anata ga ko nakere ba, watashi wa anata ni kiritanpo wo atae masen. [Мудзин, я не дам тебе киритампо, если не подойдёшь.]
«Грязный номер. Ладно! Вот ты скотина…»
И Мудзин смиренно подошёл к его ногам, прикрыв глаза, всем видом давая знать, что ему не очень-то и нравится всё происходящее.
– Uwa! Kii te kure banajā ga kunren dekiru to wa omoi mase n deshi ta. Arigatō gozai mashi ta, Reon san! konbanwa! [Ого! – удивился новый знакомый. – Слушается. Не думал, что барсука можно натренировать. Спасибо, что показали, Леон-сан! Желаю вам хорошего вечера!]
– Yoi ichi nichi wo. [И вам всего доброго, господин.]
– Кажется, ты его разозлил, – посмеялась Мизуки, указывая на озлобленного и недовольно фыркающего Мудзина, – А ты действительно хотел себе щенка?
– Нет. Никогда.
Четыре года минули в Мариябронне – уже крепкий и высокий юноша шествовал по каменным залам монастыря.
– Это твоё последнее испытание, Леон. Справишься с ним и вступишь в наши ряды. Провалишь – и тебя ждёт забвение, – монотонно и медленно, словно гул горы, твердил Мейстер в просторном каменном подвале, и голос его эхом отражался от холодных стен, освещённых редко расставленными факелами.
– Что мне нужно сделать, учитель?
– Какой облик имеет зло, Леон?
– У зла множество лиц.
– А какое лицо имеет добро?
– Многоликое.
– Так, значит, чтобы отличить добро ото зла, нужно иметь некий навык? Зрительный? Умственный? Какой, Леон?
– Проницательность, учитель.
– Занятно. А если остальные не обладают им и кличут добро злом, а зло добром?
– Слепой зрящему не проводник, учитель. Добро, зло – всё равно.
– И что же это значит?
– Есть только долг. Порой вместо того, чтобы поступить по-доброму, нужно поступить правильно. Порой, чтобы восторжествовала правда, нужно совершить зло.
– Сильные слова, но сильна ли твоя рука? Хорош же тот муж, чей клинок – язык без костей!
– Мой клинок твёрже стали. Моя рука не дрогнет.
– Вера ничто в сравнении дисциплиной. Докажи, что готов.
Со словами Мейстера прислужники в рясах, чьи лица были укрыты капюшонами,
