Блейк такое говорил, – ответил отец Брайан, – беру свои слова обратно. Он никогда не жил в Дублине!
Все хором засмеялись.
Витторини осушил свой «Ирландский мох» и, как и должно, лишился дара речи.
Остальные отведали итальянского вина и разомлели, и, разомлев, отец Брайан тихо простонал:
– Витторини, а теперь вы бы не включили призрака, при всей его богопротивности?
– Девятый канал?
– Именно, девятый!
И пока Витторини нажимал на кнопки, отец Брайан задумчиво бормотал над стаканом:
– А что, Блейк и вправду такое написал?
– Дело в том, святой отец, – ответил Витторини, склонившись к фантомам, возникающим и исчезающим на экране, – что он мог бы такое написать, живи он в наше время. Я это написал сегодня вечером.
Все посмотрели на итальянца с некоторым благоговейным ужасом. Затем телевизор загудел, изображение прояснилось, возникла ракета, готовая стартовать где-то далеко.
– Механизмы радости, – сказал отец Брайан. – Вы настраиваетесь на один из них? А другой стоит на стартовой площадке?
– Возможно, сегодня вечером, – пробормотал Витторини. – Если она полетит с человеком на борту вокруг Земли и человек выживет – и мы с ним заодно, хотя мы всего лишь сидим здесь. Это будет действительно радостно.
Ракета готовилась к старту, отец Брайан зажмурился на мгновение. «Иисус, – подумал он, – прости старому человеку его гордыню, и прости Витторини его выходки, и помоги мне понять то, что я вижу здесь сегодня вечером. И пусть я буду бодрствовать, если понадобится, в хорошем настроении до рассвета, и пусть все пройдет благополучно, взлет и посадка, и думай о человеке внутри этого драндулета, Иисус, думай о нем и пребудь с ним. И помоги мне, Боже, в начале лета, ибо неотразимо, как судьбина, Витторини с детьми со всего квартала нагрянет на лужайку перед церковным домом Четвертого июля и будет запускать фейерверки. Все будут глазеть в небо, как утром в день Искупления. И помоги мне, Господь, быть как те ребятишки перед великой ночью времени и пустоты, где Ты обитаешь. И помоги мне, Господи, идти вперед, чтобы возжечь следующую ракетную Ночь Независимости и встать рядом с отцом-латинянином с лицом, озаренным тем же детским восторгом перед огненной славой, которую ты вложил нам в руки и повелел наслаждаться ею».
Он открыл глаза.
Ветер времени доносил возгласы из далекого Канаверала. На экране маячили диковинные фантомные силы. Он допивал вино, когда кто-то слегка тронул его за локоть.
– Отец Брайан, – сказал рядом с ним Витторини. – Пристегните ремни.
– Будет исполнено, – сказал отец Брайан, – будет исполнено. Премного вам благодарен.
Он откинулся на спинку стула. Смежил веки, дожидаясь грома, дожидаясь огня, дожидаясь содрогания и голоса, который научит его этой глупой, странной, дикой и чудодейственной считалочке
