оранжевое солнце, к которому почти привык, жаркими стрелами пробивает даже плотную рубашку. Поездки обычно начинают на рассвете, но Фицрой взглянул на меня, весело крикнул:
– Понсоменер!.. Вперед, Понсик!
Понсоменер молча тронул коня, а мы двинулись за ним на расстоянии в десяток шагов. Фицрой красиво и гордо покачивается в седле, но вдруг его лицо погрустнело.
– Какой ты мне меч подарил, – сказал он с тоской. – Эти сволочи в Карбере забрали!.. И не подумали отдать…
– Как не подумали? – спросил я. – Сам видел, как за тобой гнались, хотели вернуть.
Он посмотрел с укором:
– Тебе ха-ха, а мне горькие, как у мышонка в кошачьей лапе, слезки. Даже не знаю, никогда не успокоюсь. Такое сокровище в руках было… Слушай, ты же чародей, сделай еще один!
Я опешил.
– Ты чего? Как это сделать? Я не умею.
Он повернулся в седле так резко, что оно протестующе взвизгнуло.
– А как создаешь свои магические арбалеты? Я же вижу, сопишь-сопишь, а потом р‑р‑раз – и у тебя в руках!
Я сказал с сожалением:
– Фицрой, открою тайну как другу. Сил у меня, как у комара. Даже не самого крупного, а так… среднего. Я имею в виду чародейских сил. Создать почти ничего не могу, а что удается, то исчезает почти сразу!..
Он открыл рот в изумлении.
– Я думал, это ты их… убираешь.
– Сами, – заверил я. – Чтобы никто не видел, как исчезают в руках, я их раньше закидывал в кусты. Если кто хочет, пусть ищет. Сейчас, правда, научился распылять, как ты говоришь, но это все равно лишь на минутку, а то и полминуты раньше, чем рассыпается само по себе!
Он сказал разочарованно:
– Вот как… А зачем сам?
– Чтоб видели, – пояснил я. – Когда я, то это я, а когда само – то это моя слабость и неумение удержать надольше. Понял?
– Да-а, – протянул он, – не хотелось бы, чтобы меч в бою превратился в воздух.
– Что-нибудь придумаю, – пообещал я. – Рубашка и штаны все еще служат тебе, уже хорошо!..
– Хорошо, – согласился он. – Рундельштотт настоящий чародей!.. Я буду беречь его шкуру лучше, чем свою, а то умрет, а я окажусь без штанов.
Он хохотнул, покачал головой.
– Я что-нить придумаю, – пообещал я. – Только Рундельштотту не говори. У него всякого там в сундуках, ящиках и под тряпьем хранится! Насобирал, как хомяк, все тащил в нору, уже и забыл давно.
– Я б о таком не забыл, – сказал Фицрой со вздохом. – Ни за что!
– Он отыскал для себя намного более важное, – сообщил я шепотом, – а мечи и прочие орудия убийства для него ерунда… Да только королева запретила в последний момент!
Он замолчал, дальше долго ехали молча, а я думал, что вообще-то можно бы еще что-то попытаться делать, кроме пистолетов, но действительно все упирается в мою крайнюю слабость
