потом открылась настоящая причина недовольства:
– Мне здесь не нравится, ясно? Или об этом говорить тоже запрещено?
– А мне нравится, – подал голос Рори, хотя его никто не спрашивал. – Мне нравятся господин и госпожа Ботен. Нравится, что мама нас учит. Нравится остров. – Он устроился поудобнее, снова раскрыл книгу и добавил: – Здесь больше животных, чем в Англии.
Кива взорвалась:
– Тебе здесь нравится, потому что дома у тебя не было друзей! – закричала она. – Только я и хомяк! Сестра и жалкий хомяк!
– Неправда, – обиженно ответил Рори, – у меня были друзья, просто я никого из них не выделял. Я дружил со всеми.
У Кивы на глаза навернулись слезы.
– А у меня была Эмбер, – проговорила она, и при мысли об оставшейся в Лондоне подруге ее лицо жалобно скривилось. – О, Эмбер, Эмбер, Эмбер!..
Я шагнул к дочери и осторожно дотронулся до ее плеча.
– Ангел, в нашей жизни большие перемены. К ним просто надо привыкнуть.
Она посмотрела на меня так, словно я совсем ничего не понял.
– А я не хочу привыкать! Я скучаю по школе. По Лондону. По Эмбер.
– Есть ведь скайп, – сказал я, понимая, что это слабое утешение. – Есть и-мейл.
– Что за чушь?! Как можно дружить по скайпу?!
– Не смей так разговаривать с отцом! – оборвала ее Тесс.
– Все в порядке, – поспешно проговорил я, – пустяки.
– Нет, не пустяки!
Жена пододвинула стул и села рядом с Кивой. Та сделала вид, будто ее не замечает.
– Посмотри на меня, – приказала Тесс, и Кива тут же подняла голову. – Послушай, что я тебе скажу.
Кива задрала подбородок, обиженно поджав губы. Тесс приблизила свое лицо к лицу дочери.
– Мы переехали, потому что папа получил здесь работу, – заговорила она. – У меня вот не было ни папы, ни мамы.
– Тесс, не надо, – попросил я.
– Нет, надо. Пусть послушает.
– Я и так все знаю! – поспешно вставила Кива. – Не нужно рассказывать!
Она с трудом сглотнула, и повисло молчание. В каждой семье есть темы, которых стараются не касаться. В нашей – это сиротское детство Тесс. Мы говорили о нем редко, в основном когда ссорились. Мы хотели, чтобы оно навсегда осталось в прошлом, хотели больше к нему не возвращаться – и почему-то не могли.
Тесс заговорила:
– Мое самое первое воспоминание – это дом, который не был мне домом. Вместе со мной там жило много других детей. От всех родители отказались, потому что не хотели или не могли о них заботиться. Потом меня отдавали на воспитание в чужие семьи. В каких-то ко мне относились неплохо, в каких-то хуже. Иногда со мной дурно обращались сами взрослые, иногда – их родные дети: одни не хотели, чтобы я оставалась в их семье, другим просто нравилось меня обижать.
– Тесс, хватит… – произнес
