вглядывалась я в его лицо. – Чего-то ты странный какой-то… Устал?
– Устал, – кивнул Иван, – недели две уже не сплю… Того и гляди отключусь…
Я ахнула:
– Почему? Разве можно столько не спать?
Ваня брёл рядом, засунув руки в карманы джинсов, и кивал головой:
– Можно, работа такая.
Я остановилась и придержала его за локоть.
– Подожди. Может, тогда не поедем на транспорте? Давай быстренько порталом ко мне, я тебя накормлю и на диване постелю, хоть выспишься…
Взгляд, полный надежды и благодарности, стал мне ответом.
Иван поднял ладонь и прямо из окна коридора открыл переход в мой подъезд.
– Иди одна, я к себе… – сказал он, подталкивая к переходу. – Мне дали три дня отгулов, попробую выспаться…
– Ты хоть адрес мне скажи, где моя работа теперь находится, – вспомнила я, немного расстроившись.
– В договоре есть адрес. Всё в конверте, – и Ваня, помахав мне рукой, закрыл переход.
Я только руками развела от изумления. Мы не виделись всего-то часа четыре. и такая перемена! Душой чувствую, что-то произошло с ним…
С этими мыслями я вошла в лифт и поднялась на свой этаж.
Милка радостно тёрлась о мои ноги и громко мяукала.
– Всё мяв да мяв, – проворчала я, – лучше бы по-человечески сказала, чего хочешь…
И, забыв о сказанном, пошла на кухню, вытаскивая из сумочки конверт. Внутри были всё те же деньги, договор с моим кровавым отпечатком и маленькая бумажка, выпавшая случайно вслед за договором.
– Ого, а этого не было… – я потянулась за ней. – Откуда она здесь?
На небольшом клочке было написано:
«У меня проблемы. Вернусь через три дня. На работу не опаздывай. Обо мне ни с кем не говори. Попробуй спрятать от Еленки свои мысли обо мне. Это очень важно! На крайний случай используй свою силу. Для всех я в отгулах, даже для Сёвы… Вернусь… если вернусь… потом всё объясню. Иван.
P. S. Что бы ни случилось, помни: ты уникальная и очень хорошая. По крайней мере, для меня…»
Я прижала записку к груди и с тревогой посмотрела на Милку, которая сидела рядом на столе и смотрела на меня.
– Я так и знала… Ой, Ваня, Ваня! Во что же ты вляпался?
Я снова перечитала записку и улыбнулась. Я для него очень хорошая… Это, конечно, не признание в любви, но в дружбе – это точно.
– Куда её теперь деть? – я оглядела кухню. – Оставлять просто так нельзя…
– Сжечь, – мяукнуло рядом белое облачко.
Я неудачно повернулась и с изумлением в глазах грохнулась на пол вместе с табуретом.
– Милка, это ты сказала?
– Я, – мяукнула кошка, – сама так хотела, чтобы я по-человечески говорила.
И она принялась как ни в чём не бывало вылизывать свою лапу.
Я подняла табурет и села.
– Значит, думаешь, сжечь записку? – мне отчего-то было жаль эту бумажку.
