прохожих, они наконец узнали, что церкви и даже часовни вознеслись по всему городу, иные очень высоко, так что едва различимы; что послан спасательный вертолет, но среди пострадавших много обморочных, которые еще не очнулись, а из очнувшихся не все желают спасаться, и к тому же, церковные купола мешают летчику маневрировать; что на месте церквей везде образовались глубокие ямы, в одну из которых уже зарулил спьяну шофер с молокозавода, отвозивший полторы тонны испортившейся ряженки в пригородный совхоз свиньям; что среди жителей, в особенности среди верующих и богомольных, опять, как и в прошлом году во время навозного дождя, распространяется паника, поэтому исполком отпечатал на ротаторе и расклеил специальную листовку, в которой все происходящее объясняется гипнотическими происками империалистов и причисляется к явлениям массового психоза, а граждан призывают соблюдать спокойствие и порядок; и что, наконец, – и это самое удивительное, – в сквере, посаженном более пятидесяти лет назад на месте разрушенной до основания Воздвиженской церкви, о которой теперь уже никто, кроме старожилов, и не помнит, зияет страшная дыра глубиной до центра земли, а из нее фонтанирует и разливается вниз по Главной улице расплавленная лава, – вот почему вокруг так жарко и копотно. Поговаривают, что церкви провисят до второго пришествия, а некоторые утверждают, что каждая – только до своего праздника: Сретенская – до Сретенья, Преображенская – до Преображенья и так далее; но точно никто ничего не знает, все ждут, когда они либо вернутся на грешную землю, либо вовсе исчезнут в воздусях, а иначе ведь ходить по улицам небезопасно – кто ее знает, может, ее ветром отнесет и она шлепнется прямо тебе на башку. Оставаться же дома еще страшнее, потому что если ты на улице, есть горизонтальный и вертикальный обзор и быстрые ноги, а дома и пикнуть не успеешь, как тебя задавит. На вокзале и на пристани сейчас народу не протолкнуться; многие, которые нервные и с непривычки или с большими претензиями, уезжают в чужие края, спасая шкуру, но коренные логатовцы остаются, потому что они уже привыкли к странностям своего города, ко всем этим навозным дождям, камнепадам, суховеям, землетрясениям и закалились душевно. Группа энтузиастов, человек двадцать, даже вышла с лопатами закидывать одну такую яму, но власти остановили их, и решено было пока не закапывать ямы, а обнести их высоким глухим забором и на нем развесить наглядную агитацию. Все эти и многие другие любопытные подробности Ионин и Таисья узнали от словоохотливых прохожих, пока добирались до сквера, где фонтанировала лава. Зайдя с наветренной стороны, они вместе с другими зеваками с полчаса смотрели, как вязкая, огнисто-бордовая, вроде застывающего шлака, величавая струя медленно, как клей из тюбика, выползала из земли и, не рассыпаясь, не разбрызгиваясь, оплывала, образуя дымящуюся лужу, которая с усилием густого мазута растекалась во всю ширину улицы, опоясывала, валила деревья и фонарные столбы, пломбировала