после которых он лежал в пустой кровати и молился о том, чтобы самому не дожить до утра. Но на следующее утро он проснулся живым и… пустым. И виноваты были эти два ничтожных существа и Бог, который допустил всё это.
Виктор занял свою обычную позицию – в подъезде точно такого же ветхого жилого дома, расположенного в пятидесяти метрах от жилища Филимонова. Здесь тоже практически не осталось жителей, что вполне устраивало Погодина. В этом подъезде он провёл достаточно много времени, следя за Филимоновым, и ни разу мимо него никто не прошёл. С площадки между вторым и третьим этажами прекрасно просматривалась вся обстановка в квартире: облезлый и покосившийся деревянный платяной шкаф, кресло и телевизор на маленьком столике, линолеум вместо ковра на полу и лампочка вместо люстры на потолке. Бежевые занавески никогда не сдвигались, что облегчало Виктору наблюдение.
Обычно за час до начала матча Филимонов начинал готовиться к игре. Он шёл в магазинчик «Разливное пиво», брал четыре полуторалитровых бутылки самой дешёвой бурды и множество маленьких пакетиков с жареным арахисом. Пару раз Виктор «случайно» оказывался в этом же магазинчике в момент подготовки Филимонова к матчу. Он отворачивался к стеклянной полке, делал вид, что внимательно изучает изобилие вяленой и сушёной рыбы, и добавлял крупицы знания о нищем мире убийцы своей жены. Изучал ублюдка.
После магазина Филимонов приходил домой, вытаскивал столик с телевизором из угла на середину комнаты, разворачивал кресло, ставил пустую пепельницу на пол справа, выставлял в ряд «полторашки» слева, рядом с бутылками – ведро под мусор, а на ручку кресла, под левую руку, клал один пакетик с арахисом. Затем усаживался, включал телевизор и сидел, дожидаясь начала игры. При этом ни до пива, ни до скудной закуски он не дотрагивался и не выкуривал ни единой сигареты. Этот ритуал оставался неизменным всё время, пока Виктор следил за Филимоновым.
В этот раз произошло иначе. Всё походило на насмешку боженьки, допустившего смерть его семьи. Неизменная церемония была нарушена именно в тот день, когда Виктор решил завершить её. До матча оставалось двадцать минут, однако Филимонов домой ещё не вернулся. И чем дольше Погодин наблюдал за дверью подъезда, тем сильнее в нём укоренялся страх, что сегодня всё сорвётся. Сраный пьянчуга мог напиться где-то ещё, мог в это время грабить какую-нибудь беспомощную старуху, мог быть в «обезьяннике», мог сдохнуть в конце концов. У Всевышнего своё, особое, чувство юмора. Странное, как смерть на похоронах.
Когда до игры оставалось пятнадцать минут, возле подъезда появился худощавый молодой парень в серой рубашке и голубых джинсах: он поглядывал по сторонам, явно кого-то ожидая, время от времени нервно взъерошивая волосы рукой.
«Мудак какой-то, – раздражённо подумал Погодин. – Что ему нужно в этом подъезде? Здесь же никто не живёт».
Кроме Филимонова. Если этот слюнтяй окажется каким-нибудь дружком-собутыльником убийцы, то весь план Виктора шёл насмарку. Он в бессильной злобе сжал челюсти
