входить запрещено. Только монахиням.
У кого только я потом ни спрашивала, что бы это могло означать для меня, – все говорили по-разному. В том числе и священники.
Начиная с того, что я буду за это жестоко наказана (о чём я вспоминала, когда смертельно болела), до того, что это был особый знак: я свяжу свою жизнь с церковью.
Скорее всего, и то, и другое мнение верно.
Но чаще всего мне говорили что-то вроде: «Не заморачивайся».
Третьему мнению я всегда кивала, поддакивала – верила… и не верила.
Отступление от семи лет.
В 14 лет я тяжело заболела.
Мама со смущением рассказала мне, что просила кого-то «за меня свечку в церкви поставить». Для мамы это было, наверно, подвигом.
– А этот дурак, дядя Ваня (верующий муж папиной сестры тёти Лизы), говорил, что ты заболела потому, что мы Бога забыли и в церковь не ходим!
Дядя Ваня – серб по национальности, в церковь ходил и тётю Лизу за собой водил. Был он человеком простым, необразованным.
Никому не указ, что говорит какой-то дядя Ваня. Не авторитет.
Но почему-то эта фраза как будто въелась в меня. Не забылась.
Наверно, мы и вправду напрямую не выбираем, что надо забыть, а что – помнить. Однажды увидела во сне своего отца. Отец был крещён в детстве. Верующим не был, хотя в партию вступать не хотел.
И вот вижу я своего отца, восстающего из могилы в страшном виде. И как только он встанет, так что-то тянет его опять вниз, а затем всё повторяется вновь.
– Папа, папа, как мне тебе помочь? Что мне сделать? – кричу я.
Тут появляется высокая женщина, одетая в белое, берёт меня, как котёнка, за шиворот и говорит мне:
– Сколько же можно тебе твердить и тыкать тебя носом, чтоб ты, наконец, пошла в церковь и положила двенадцать земных поклонов перед Господом! За себя и за всю свою неверующую семью!
Я проснулась. Сон был такой силы, что я вышла на кухню, упала на колени и стала молиться за себя и за свою неверующую семью. Но особого облегчения не наступало – ведь я была некрещёной.
Надо было помочь отцу! Но как?
В тот момент я и вспомнила, как поднималась по ступенькам туда, откуда шёл свет.
«Нам не дано предугадать» не только то, как отзовётся наше слово, но и то, как отзовутся в нас какие-то действия, чувства, эмоции, пережитые в почти забытые времена детства.
И я пошла креститься, не совсем ещё понимая, что делаю. Не по каким-то особым знаниям, а чтобы положить эти двенадцать поклонов – именно в церкви.
Что и сделала, когда осталась в церкви одна. После крещения. И правда полегчало чуть-чуть. Картина страшного сна меня оставила.
Понятие же об основах веры и воцерковление пришли значительно позднее. Но это – совсем другие истории…
Валентина Калачёва
Дочка Снегурочки
Детство у меня было волшебное. Доказать?
Вот спорим, что вы Новый год встречали всего раз
