и ждала всю жизнь. И они пошли другим путём. Началось всё это: смерти одна за одной, я просто не успевала собирать себя в кучу, я вообще забыла, кто я, ослабла, порастеряла всё, чему меня учила бабуля, не было связи с Истоком, я вообще перестала верить. Ну как так?! Неужели я такая плохая, что мне столько бед? За что? Все умерли, а ты ушёл к другой…
Он минуту медлил. Ничего не было. Но соврать, что не прикасался к ней вообще, он не мог.
– У неё ничего не получилось… – глухо ответил он.
– Я знаю, – она отвернулась, подошла к столу, отхлебнула остывающего чаю.
Повисла тишина.
– Я не знаю, что сказать и что сделать, меня буквально тошнит от неё, правда, малыш…
– А меня и подавно…
– Ты мне веришь?
– Разумеется, – она поставила кружку на стол и, – о, боги, – на этот раз он тоже всё понял. Всё-таки с возрастом или опытом он стал понимать эти простые женские жесты, наконец-то. Он тут же подсел и обнял её, а она тихо положила голову ему на плечо.
Тени от яблоневых ветвей рисовали на полу беседки узор света и тени, колеблемые слабым ветерком. Вот так и жизнь: то свет, то тень.
– Она потом ко мне приходила, – начала с трудом ведьма. – Весь офис ржал в итоге. У нас тогда кабинет один был на всех. В общем такая, типа заказ сделать, но сразу начала, что вот видела нас и что мы никогда не будем вместе, потому что если он такую красавицу, как она бросил, то мне и подавно ничего не светит. Растопчет моё бедное сердечко, выбросит и забудет…
Хранитель тихо, но ветвисто выругался. Она сжала его руку и продолжила:
– А я что-то такое съязвила, дословно не помню, но типа он со мной никогда так себя не вёл и не будет, у нас уровень отношений немного иной. Ох, жаль не записала. Но, кажется, у меня это так круто получилось и так остро, что офис просто в голос заржал, а она несколько минут тупо сидела, покрываясь пятнами, и не могла ни ответить, ни уйти. Мужики в офисе тогда меня прям очень сильно зауважали. Говорили, что этому мужику со мной повезло. А мне больно было…
– Прости…
Она молчала.
Даже если простила его, даже если верит, очевидно, что болит.
Он старался увезти её от боли и страха из города сюда, в этот тихий приют одиночества, куда сбегал сам. А привёз плакать, хотя поначалу всё шло лучше некуда. С другой стороны, он теперь с годами стал понимать, что вечно бегать от проблем нельзя, они настигнут всё равно и прятаться нет смысла. Здесь или в городе, в огне печей или в макулатуре проектов, они всё равно тенями выступают из любого угла, даже при солнечном свете, даже, когда хочется только тепла и нежности. Даже, когда причинять боль в твои помыслы не входило вовсе.
Этот разговор и не мог быть простым. И не был. Хотя он понимал, оба стараются изо всех сил причинять друг другу как можно меньше боли.
– Ну и таких историй было на самом деле за нашу жизнь видимо-невидимо, тот же муж мой чего стоит. Этот куда сильнее, чем твоя кривоногая любовь.
