Ну, как увидит меня? Сейчас расспросы, отчего не уехал в Пензенскую губернию, ревность и все этакое… Со стороны Анны Ивановны явится тоже ревность, слезы, а пожалуй, и целый скандал. Оказался я между двух огней. А между тем обеденный стол, как назло, велел накрыть на балконе. Как на иголках, обедал я при спущенных драпировках, весь вечер никуда не выходил из комнаты. Анна Ивановна зовет меня гулять на улицу, а я боюсь из комнаты выйти, чтобы не встретиться с Прасковьей Федоровной. Сказал, что я болен, что у меня зубы болят, флюс начинается. Мне сейчас на щеку припарку. Делать нечего, сижу с припаркой. Наутро просыпаюсь, хочу ехать в город, но выглянул из окна – Прасковья Федоровна в саду сидит, и так сидит, что мне, чтобы выйти на улицу, непременно нужно мимо нее пройти. Жду час, пока уйдет в дом, жду два – нет, не уходит. А Анне Ивановне я сказал, что флюс у меня за ночь лопнул, что я еду в город, и она надавала мне кучу поручений. Я опять за зубную боль… Схватился за щеку и застонал. Опять наворотили мне на щеку подушечку с душистыми травами. Лежу я на диване и никуда не выхожу.
И можешь ты думать, промучила меня так Прасковья Федоровна три дня! Три дня гостила она у брата и только на четвертый уехала. На этот раз все обошлось благополучно и без скандала, но ведь она явится к своему брату в гости и вторично, несколько раз в лето приедет. Может приехать внезапно, когда я сижу в саду или за воротами. Как от нее убережешься? Ах, боже мой! Вот кругом вода-то! Не сегодня, так завтра, наверное, скандал выйдет. Посоветуй, друг любезный, как мне быть?
Жду ответа. Анна Ивановна тебе кланяется.
Твой Глеб.
Здравствуй, друг милый Ипполит Иванович!
Получил твое письмо. Ты опять сердишься и бранишь меня. Но что же тут такого, что я приглашаю тебя к себе? Я к себе приглашаю гостить, а вовсе не к Анне Ивановне. Комнатой и столом во время твоего пребывания у меня ты, опять же, будешь пользоваться от меня, а не от Анны Ивановны. Ведь помещение и стол для себя и для своих друзей, которых вздумалось бы мне пригласить к себе, я получаю от Анны Ивановны за свой труд, а не за что-либо другое! Какие у тебя мысли нехорошие, Ипполит Иванович! Все-то ты видишь в мрачном свете…
Вот тоже и ответ на мою просьбу дать мне совет относительно Прасковьи Федоровны… Ты пишешь мне: «Поделом вору и мука». Ай-ай-ай! Вот уж не ожидал я от тебя такого ответа! И это друг так отвечает! Грех тебе, Ипполит!
А Прасковья Федоровна опять была у своего брата и продержала меня опять взаперти целые сутки. На сей раз я сказал Анне Ивановне, что у меня болит живот и оттого я не могу выходить из комнаты. Лежал на диване и стонал. Навалили мне на живот горячего овса мешок, поили каплями, и я, несчастный, должен был слушаться и все это принимать.
Одно спасение – проделать калитку на задах и уходить из дому на другую улицу, на которую выходят наши задворки, что я завтра и велю плотнику сделать, а Анне Ивановне сообщу, что это так нужно исполнить в пожарном отношении. Одним словом, нагорожу ей черта в ступе.
Калитка на
