Дворники ее отвешивают мне низкие поклоны, а старший дворник уже называет меня «сам», хотя даю тебе слово, что я далеко еще не «сам». Вдова поддается, но нелегко. Она все еще помнит своего мужа и чтит его память. Она очень благодарна ему за все то, что он сделал для нее. А сделал он многое. Сегодня я был с ней на Волковом кладбище на могиле ее мужа, и она тут же, на кладбище, слегка приподняла завесу ее прошлого. Он был старик, она жила у него горничной. Затем превратил он ее в экономку, а потом в хозяйку. Жили они так лет десять, и наконец он повенчался с ней, чтобы закрепить за ней свой пенсион. Повенчался, сделал духовное завещание в пользу ее, и не прошло и трех лет, как умер. Весь капитал и дом перешел к ней. Вдовствует она уже около семи лет. Капитал не только не растратила, но приумножила даже, стало быть, такие сорванцы, как я, на нее не налетали, а ежели ж налетали, то она, значит, баба-кремень. Впрочем, в спальной у ней висит на стене фотография одного усача в бобровой шапке и шубе. Мужчина, что называется, из жгучих. На мой вопрос, кто это такой, она ответила мне со вздохом:
– Ах, это один подлец! Портрет его давно бы надо выкинуть, но наша сестра глупа и слаба.
Рассказывала она мне еще про какого-то драгуна, который занял у ней тысячу рублей и вот уже три года, как глаз не кажет. Но ведь тысяча рублей – это такие пустяки.
После кладбища обедал у нее. Подарила она мне канаусовую рубаху красную с вышитой белым шелком грудью. Добыча плохая, но все-таки…
Вот все покуда… Будь здоров.
Твой друг Глеб.
Милый, добрый и дорогой друг Ипполит Иванович, здравствуй!
Дело обработки Анны Ивановны у меня хоть и медленно подвигается, но все-таки подвигается. Сегодня после завтрака я ее стал благодарить за хлеб-за соль, обнял и, по обыкновению, насильно хотел чмокнуть ее в щеку, но она подставила мне губы, сама меня поцеловала и назвала уж не нахалом, как обыкновенно, а шалуном. Потом пошла к себе в спальную, вынесла оттуда тридцать рублей и, подавая их мне, проговорила:
– Вот ваше жалованье управляющего! Все-таки ведь я вас на службу-то уж пригласила.
Пригласила на двадцать пять рублей в месяц, а дала тридцать. Добрая душа!
На эти деньги сделаю себе синенький костюмчик. Мне как блондину синий цвет к лицу.
Управляющий ее переезжает через две недели, стало быть, через две недели я могу въехать в квартиру из трех комнат. Но откуда я возьму мебели на эту квартиру? У меня только диван-кровать, стол и три стула. Даже шкафа для платья нет. Умывальника тоже нет. Умываюсь в кухне у хозяйки под водопроводным краном. Самовара нет, посуды нет.
Забыл совсем о третьей вдове, об Акулине Алексеевне с Малой Охты. Эта звала к себе сама даже. Надо ее навестить. Может быть, тоже подходящая вдова. Ведь и две вдовы разрабатывать не мешает. Может быть, и эта годится. Побываю у ней в воскресенье.
А покуда все. Жму тебе руку, Ипполит. Будь здоров.
Твой верный друг Глеб.
Ипполит
