соврала Таня.
– Родители в разводе, что ль? – спросил он, склонив голову, наливая коньяк в пузатый фужер.
– Ага, – ответила Таня и удивилась, как легко дается ей ложь.
– Значит, переговоры ведешь? Алименты небось закончились, деньги просишь, – сказал он, ставя чашку с кофе на блюдце.
– Да нет, – растерялась Таня. – Я сама зарабатываю.
– А ты проси, а то на других потратит. Вот моя мать гордая: сама мыкается, а отец уже не одну бабу в загранку свозил.
Парень поставил на стойку блюдце с двумя кусочками сахара.
– Ладно, – согласилась Таня, взяла в одну руку фужер, а другой сняла со столешницы блюдце с наполненной чуть ли не до краев чашкой.
– Осторожно, – сказал ей в спину парень. – Остальное сам принесу.
– Какое счастье, – сказал Максим, наполовину опорожнив бокал с коньяком. Затем он сделал несколько глотков обжигающего горького кофе, откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Так он сидел несколько минут, с удовольствием ощущая, как тепло разливается по всему телу.
Бармен поставил на стол пластмассовую тарелочку с салатом и крохотную кокотницу с бумажным хвостиком на ручке. Таня взяла вилку, начала есть.
– Вкусно? – улыбнувшись, спросил Максим.
– Очень, спасибо, – ответила Таня, прокалывая вилкой нежную корочку. – Божественно.
– Знаешь, я тебе даже завидую.
– Почему? – удивилась Таня.
– Для тебя все – как открытие. Ты, наверное, и жюльен в первый раз пробуешь.
– В первый, – подтвердила Таня.
– Этот из курицы. Есть еще грибной, из языка, из морепродуктов. Мой любимый – из свинины с шампиньонами.
– Я думаю, другой мне не покажется таким вкусным.
– Может быть… Узнавание всегда интереснее. А как раскусишь – вся романтика, весь интерес уходит.
– Мне кажется, вы совсем не о еде говорите.
– Может быть… Может быть… – задумчиво ответил Максим и внимательно посмотрел на сидящую напротив девушку. Он впервые заметил, какая у нее нежная, кажущаяся в тусклом свете почти мраморной, кожа.
– Кстати, как там у тебя с подружкой? Что-то с ней случилось, не помню. Как она?
– Никак, – тихо ответила Таня, машинально дожевывая мгновение назад показавшееся ей таким вкусным мясо.
– Ой, прости, – сказал Макс, вспомнив о том, что случилось. – Похороны-то когда? – спросил он, в душе кляня себя за бестактность.
– Я не пойду.
– Понятно…
– Что вам понятно? – перебила его Таня, и глаза ее вспыхнули. – Вот вы тут сидите, разговариваете со мной, вкусностями кормите, а не знаете, может, я ведьма какая, может, от меня – несчастья! С работы меня выгнали, как чумную, мать Нинки проклинает, моя мать на меня волком смотрит. А я Нинку любила, она мне ближе сестры была.
«Какие красивые глаза, – думал Максим, пока Таня выговаривала свою боль. – Недавно были как ночь, и вдруг как молнией полыхнуло».
