Как моя?
– Тоже.
– Но маленькая грудь тебе нравится больше, верно? Она ложится в ладонь. Очень удобно.
Ливий улыбнулся и встал с кровати.
– Сварю кофе и буду ждать тебя на балконе.
Глава шестая. Эоланта. Прошлое
1962 год
Багдад, Ирак
– Садись. Нам нужно поговорить.
Начальник тюрьмы указал Эоланте на кресло возле своего стола, и она приняла приглашение. На столе Леона лежало несколько докладных, отпечатанных на машинке, и папка с досье. Женщине не нужно было смотреть на ее обложку – она уже знала, чье имя там значится.
– Слушаю.
– Надеюсь, твой отпуск прошел хорошо.
– Да, все было славно. Мы с девочками ездили на море и пили шампанское, любуясь закатом.
– Рад, что ты отдохнула. А я в это время занимался твоими мальчиками. Находящимися по обе стороны решетки. – Он выдержал драматическую паузу. – Хочешь узнать последние новости?
Вместо ответа Эоланта коротко кивнула. Леон показал ей докладные, помахав ими в воздухе.
– Пять штук. И все – на имя Ливиана Хиббинса. Ссора с надзирателями, еще одна ссора с надзирателями, ссора с заключенным, еще одна ссора с надзирателями. И – на сладкое. Он отправил Гасана Хабиба в лазарет.
– В третий раз, – уточнила Эоланта.
– В третий раз за четыре года заключения этот худосочный слюнтяй избивает главаря тюремной банды на глазах у надзирателей и заключенных, а они знай себе хлопают в ладоши и одобрительно насвистывают. Ты должна провести воспитательную беседу.
– С надзирателями, с Гасаном Хабибом или с Ливианом Хиббинсом?
– Не дерзи мне, Эоланта. Я тепло отношусь к тебе, но остаюсь твоим начальником. И начальником этой тюрьмы. Я прошу – нет, я требую – чтобы мои заключенные перестали избивать друг друга, а надзиратели нашли свои потерянные яйца. Ты хорошо меня поняла?
Женщина взяла предложенный портсигар, но в последний момент передумала и закуривать не стала.
– Что он сказал ему теперь?
– Кто и кому? – раздраженно переспросил Леон.
– Что Гасан сказал Ливию.
– Как ты его назвала? Ливий? Четыре года назад, когда он попал в тюрьму, ты говорила «заключенный номер D-489». Каждый раз, когда ты вспоминаешь его – а мы делаем это ох как часто – на твоем лице появляется дурацкое выражение растерянности. Еще немного – и я подумаю, что ты влюблена.
– Ты ревнуешь?
Начальник тюрьмы медленно поднялся из кресла и скрестил руки на груди.
– К заключенному? Я ревную тебя к заключенному? Я знаю, что ты не глупа, но порой ты кажешься мне полной дурой. Такой же, как девочки, которых ты опекаешь и кормишь на своей вилле, как домашний зверинец. В противном случае ты не могла бы позволить себе даже намека на мысль о том, что я буду ревновать тебя к этим отбросам.
Эоланта взяла досье, открыла его на первой странице и посмотрела
