та, капитан аккуратно пристроил свёрток на пол у себя в ногах и схватил Томаса в объятия.
– Э-э, да ты ещё больше располнел, дружище, – сказал капитан другу, после того, как они обнялись.
– Да у меня работа такая, ты же знаешь… Сидячая, – ответил Томас, неясно улыбаясь. – Чем больше сидишь, тем больше зарабатываешь… Гулять некогда…
Какое-то время друзья смотрели в глаза друг друга, потом Томас погладил капитана по плечам и сказал любовно:
– Зато ты всё такой же… Загорелый и жилистый чертяка…
Словно сконфузившись от этого выражения своих чувств, Томас покосился на свёрток и спросил с деланным интересом:
– А что ты привёз на этот раз?..
– Это, брат… – сказал капитан и многозначительно замолчал.
Потом он таинственно прищурился, снял с головы треуголку, нацепил её на гвоздь в стене, пригладил свои и без того гладкие, выгоревшие на солнце волосы и добавил почти шёпотом:
– Это, брат, сюрприз!.. Для тебя!..
Капитан отстегнул саблю, отдал её Томасу и стал осматриваться по сторонам. Скоро он уже стремительно двигался по мастерской, с интересом оглядывая стоящие и лежащие в ней предметы, трогая их и тут же переходя к другим. Томас счастливо улыбался, ему казалось, что капитан заполнил собой всю мастерскую, находясь одновременно во всех её местах, во всех потаённых уголках, где они только в ней были, и даже там, где никаких уголков никогда не было.
– Ну, как твоя работа?.. Что нового сделал? – рокотал капитан.
– Да, есть новые вещи, – ответил Томас, но каким-то безжизненным голосом.
Капитан остановился, настороженно хмыкнул и пристально вгляделся в Томаса.
– Ты обедал? – спросил вдруг он.
– Нет, конечно, я ждал тебя, – как-то неясно улыбнувшись, ответил ему Томас.
Капитан опустил глаза, потом опять цепко взглянул на друга и спросил:
– Да что с тобой, дружище?.. Ты словно не рад мне?..
– Ну что ты, – тихо и словно через силу сказал Томас. – Конечно, я рад тебе ужасно…
– Та-ак, – сказал капитан и, побарабанив пальцами по большому рубанку, лежащему перед ним на верстаке в горе стружек, приказал. – Рассказывай!.. Немедленно!..
С этими словами он взял стул, поставил его напротив Томаса и сел на него верхом, широко раздвинув колени и увесисто положив руки на спинку стула. Томас сделал шаг в сторону, как будто хотел убежать из комнаты, и тут же начал говорить, без всякого вступления, словно выплёскивая из себя наболевшее:
– Ах, Дэн, у меня такое чувство, что я бьюсь в закрытые двери. Я бьюсь в них и бьюсь, и этому нет конца и края… Конца и края – нет, и денег – тоже нет. Причём, как мастер, я становлюсь всё лучше, и мастерство моё растёт. Я создаю красивые вещи, но их никто не видит… Я кручусь, словно собака за своим хвостом – и не могу его поймать… Еле-еле продав какой-нибудь предмет, причём предмет достойный, за совсем небольшие деньги, я, окрылённый, начинаю работать над новой вещью, которая получается ещё лучше старой – и опять не могу её продать… Моя работа стоит, пылиться в мастерской, а меня самого охватывает отчаяние…
Томас на мгновенье замолчал, опустил низко голову и продолжал уже глухим голосом:
– Я всё время говорю себе – надо ещё чуть-чуть потерпеть… Вот закончу этот стул, вот разработаю этот буфет – и у меня всё наладится, появится много работы, много заказчиков, а главное – появятся деньги на новые проекты… Но время идёт, а лучше не становится. В моей голове рождаются великолепные вещи!.. Но у меня нет денег, чтобы их сделать. И всё, что я зарабатываю, съедает аренда… Ты же знаешь, как она в Лондоне высока?..
Томас отвернулся, подошёл к какому-то буфету и, опершись в него двумя руками, продолжил:
– Я иногда думаю, что бог помогает не тем, кто много работает, а тем, у кого есть здание в собственности… Потому, что его можно сдать в аренду… А я даже не могу дать объявление в газете – это тоже стоит денег!.. А мебель покупают у тех, кто на виду… И никто даже не подозревает, что за чудо стоит у меня в мастерской!.. А мне уже двадцать девять лет…
Начал говорить Томас почти спокойно и отстранённо, а закончил в каком-то холодном исступлении и даже, как бы, слегка задыхаясь. Впрочем, он тут же замолчал, потом повернулся к капитану – лицо Томаса было бледно и мокро от слёз. Капитан, не отрываясь, смотрел на него. Томас стоял, весь дрожа, потом лицо его стало подёргиваться, и он опять отвернулся.
– Я иногда думаю, что я просто бездарность, – едва слышно прошептал он. – Я так устал от всего этого… Жить дальше не хочется… Хочется лечь и умереть…
Всё
