вражеские самолеты из папье-маше вдруг превратились в стальные машины, а бомбы стали взрываться над их собственными головами. Людям ничего не оставалось, кроме как прятаться от воздушных налетов в этих подземельях. Конечно, это не слишком помогало. Тяжелые английские и американские авиабомбы пробивали этажи и взрывались в подвалах. Результат можно себе представить. Порой бомбы калибром поменьше взрывались на верхних этажах зданий. Подвалы, конечно, оставались целы, но результат был еще страшнее: взорванное здание обрушивалось и заваливало подземную часть. Оставшиеся в живых люди тщетно взывали и к небу, и к земле – ответа они так и не получали. Что они испытывали при этом, я не берусь описывать, так как лично такого не пережил.
Кто не вздрогнет, просто подумав об этом? Поначалу, наверное, еще находились те, кто с огромными усилиями, работая без устали день за днем, извлекали из-под завалов тела и хоронили их на кладбище. Но со временем бомбардировки стали обыденным делом, люди прятались в неизвестно каких домах и подвалах, некоторые не имели сил и просто ждали, пока другие откопают их. Когда приходило время поминать усопших на кладбище, живые не могли не пойти на могилы родных. Часто последним приютом становились те самые подвалы, поэтому по обе стороны дороги среди руин стояли кладбищенские венки. В Гёттингене такого не было. Приехав в Ганновер и увидев поминальные цветы рядом с остовами домов, я был потрясен и чувствовал неизбывную скорбь. Говорили, что подвальные крысы настолько разъелись на человечине, что выросли больше чи длиной. Какая ужасная судьба постигла прекрасную великую нацию… Сердце мое было в смятении от самых противоречивых чувств, все смешалось, хотелось уйти куда-нибудь прочь и разрыдаться.
Вот как обстояли дела в Ганновере. Варварские ковровые бомбардировки принесли страшные разрушения, но даже они не смогли уничтожить все. В таких «прорехах ковра» стояли немногие уцелевшие здания, внутри которых можно было хоть как-то работать. Поэтому люди, которым негде было жить в городе, вечером возвращались в свое временное жилье в окрестных деревнях и поселках, а днем шли в город на работу. Швейцарское представительство в Ганновере находилось в одном из таких уцелевших зданий. Мы не сразу обнаружили его среди бесконечных развалин. Официального приглашения и разрешения от швейцарской стороны мы не имели, поэтому в канцелярии нам отказали в выдаче въездной визы, и поездка оказалась бесполезной. Однако я не сожалел о проделанном пути: сам того не ожидая, я получил возможность собственными глазами увидеть истинные последствия бомбардировок. В противном случае я бы зря прожил в Германии десять лет. То, что я видел в Гёттингене, ни в какое сравнение не шло с увиденным в Ганновере.
Как бомбили другие города, более крупные, чем Ганновер, можно представить. Позднее мне рассказали, что когда в Берлине от взрыва обрушились верхние этажи одного здания и подвалы оказались завалены, те, кто остался внизу, в кромешной темноте голыми руками разобрали битый
