style="font-size:15px;"> – Да… – сказала маменька. – Анна и Алексей – Божии люди. Свет веры во тьме мира.
– Как есть огоньки праведничества. Тихие, теплые. Только вот о чем сказать хочу.
Григорий подошел к маменьке, ловко взял под ручку и усадил на лавку.
– Хочу я, свет мой Акулина Трифонова, про молву с тобой поговорить. Особо о таком случае. Было дело – пошла об Анне Петриной добрая молва. И вот что она сделала. Пришла на ледяную горку, с которой ребятишки скатывались, задрала юбку и скатилась прямо на попе. Мужики да бабы забурчали-заворчали недовольно, а когда Алексей подошел, на него даже прикрикнули: «Ты чего это, мил друг, жену распустил? Посмотри, что она тут пред ребятишками вытворяет!» Ну, Алексей – он не лыком шит. «А я чего? Я ничего… – говорит. – У нее ведь всего-навсего одна юбка. Другой нету. Нельзя же последнюю юбку рвать. Вот и скатилась моя Аннушка как могла».
После этого односельчане перестали в Петриных видеть праведников. Разговоры об этом умолкли. Да ненадолго. Проведал народ, что к ним старцы ходят, и опять зауважал – вот, мол, Петрины какие люди, к ним даже старцы ходят.
Анне от такого уважения тревожно стало, ну прямо не по себе, и все тут. Она мне даже пожаловалась на это. «А ты возьми кочергу, сядь на нее да опять скатись с горки», – посоветовал я.
Она так и сделала. Кто-то снова стал ее укорять, кто-то насмешничать. Опять умолкли разговоры про ее праведность, и опять ненадолго. Второй раз фокус-покус с горкой не прошел. Тогда я сказал Анне, чтобы она ходила, надев на одну ногу лапоть, а на другую валенок, а в церкви на службе стояла, держа в руках поленья. Все это она исполнила. Народ простил ее за горку, даже за валенок с лаптем простил, а вот то, что она на службе с поленьями в руках стояла… После этого люди Анну стороной стали обходить. Только те, кто понимал, что она юродствует, – те завсегда уважительно ее встречали, даже кланялись при встрече. А некоторые бабы да девицы стали к Анне по ночам домой ходить. Собираются, молятся, духовные песни при лучине поют. Лучина горит, потрескивает, как будто подпевает. Огонек у нее как живой: колышется-колыхается. А песни хоть и грустные, да назидательные. Вот послушайте.
И Василий Афанасьевич, подперев длинной натруженной ладонью заросшую кудреватой бородой щеку, запел:
Тужит-плачет душа наша
Перед Спасовым перед образом,
С чем прийти ей, подъявитися
На Страшной Суд да на праведной.
Не поможет душам нашим
Ни злато, ни серебро,
Ни прелесть наша лицемерная,
Ни скупость наша лукавая,
Ни гордость безумная.
Толико помогут душам нашим
Вера верная, православная,
Смирение да терпение,
Слезы с плачем, с покаянием.
Хорошо спел Карпунин, умильно. А потом опустил задумчиво свою кудлатую головушку и сказал:
– Да уж, любят, любят христианочки у Петриных собираться. Особо когда к ним старец Григорий Томин приходит. Молитвенник, прозорливец.
