У него волейбол, ведь сегодня суббота, а до этого надо отвести младшую сестренку Билитис к кинезиотерапевту лечить сколиоз.
– Тогда давай после. Но не слишком поздно.
– Зачем?
– Принеси мобильник. И твои египетские факелы.
– Зачем?
Она повесила трубку.
Гулливер прикатил на велосипеде около трех, Энид ждала его у въезда в Тупик. Факелы и телефон были у него с собой.
– Это мамин. Что ты задумала? – спросил он, укладывая велосипед в вереск.
Она потащила его под деревья парка и привела к колодцу, где старый клен мумифицировался в позе вечного ныряльщика. Энид достала моток веревки, спрятанный в куче опавших листьев, огляделась, прижала палец к губам и прошептала:
– Я спущусь в колодец.
– На веревке? Ты с ума сошла! Ты же в физкультуре ноль!
– Я не ноль. Месье Бертушо говорит, что я просто зажатая. Зажатая – это же не значит ноль? Я буду держаться за ветки клена.
– Что тебе делать в этой дыре?
– Искать Свифта.
– Я спущусь с тобой.
– Ой нет.
– Зачем же ты меня вызвала?
– Чтобы поднять тревогу в случае чего. Ныряльщик никогда не ныряет один.
– И кого мне поднимать?
– Никого. Ничего еще не случилось, насколько я знаю. Какой номер твоего мобильника?
– Он не мой. Он мамин.
Энид закатила глаза: ффффф!
– Какой номер твоего-маминого-мобильника?
Он продиктовал ей номер. Она набрала его на втором телефоне, который достала из кармана. Телефон Гулливера зазвонил. Она велела ему ответить и больше не отключаться, это послужит им уоки-токи, пока она будет в колодце, а теперь оп-ля, живо. Энид привязала веревку к стволу соседнего бука. Гулливер заглянул за обвалившийся бортик. Дерево почти заткнуло колодец, в редких проемах виднелась лишь чернота.
– А если… – он поколебался, – если ты найдешь свою летучую мышь, а она окажется мертвой?
Лобик Энид нахмурился.
– Я ее похороню. Все предусмотрено.
И пока Энид, держась за веревку, протискивалась между густыми ветвями клена, Гулливер вспомнил, что ее родители не похоронены, их машина сгорела во время аварии, от них остались одни угольки. Под камнем с их именами на кладбище никого нет.
Он вздрогнул. Срывающимся голосом крикнул в телефон:
– Как ты?
– Хорошо! – ответил голосок Энид, далекий, подрагивающий, уже какой-то тонущий.
Поначалу Энид почти не пришлось цепляться за веревку – благодаря веткам, которые окружали ее и держали. Но вскоре их стало меньше и потемнело. Налетевший откуда-то сквозняк зашевелил ее волосы и полы кофты.
Она добралась до того, что было, очевидно, верхушкой дерева, и крепче ухватилась за веревку. Спустившись еще ниже, зажгла первый факел.
Факелы были практичные –
