[Вознесенский 1998: 107]302.
Визит Вознесенского был, безусловно, Берберовой приятен, но ее самочувствие и настроение оставляли желать лучшего. Хотя рука сравнительно быстро срослась, Берберова призналась Ниссену, что теперь она может функционировать лишь два часа в сутки, а остальное время проводит на диване, пытаясь читать. Она даже отменила поездку во Францию, запланированную на май.
Встревоженный Ниссен, уже давно собиравшийся в Америку, где у него накопилось несколько дел, решил поторопиться с приездом. В середине июня он прилетел в Нью-Йорк и практически сразу отправился в Принстон, где провел с Берберовой несколько дней. И хотя, на взгляд Ниссена, она выглядела совсем неплохо, да и чувствовала себя бодрее, Берберова не скрывала, что со страхом ждет следующего, 1988 года.
Будучи, в принципе, совершенно не суеверной, она придавала особое значение так называемым «двойным годам», ибо на эти «двойные годы» пришлись важнейшие события ее жизни. А потому двадцать лет назад, в 1977-м, Берберова записала в дневнике: «…к [19]88 году надо подготовиться к концу, полному или частичному»303.
В рамках такой «подготовки к концу» она собиралась уничтожить письма Журно, но ей, очевидно, хотелось, чтобы сам факт их романа стал известен граду и миру. Она сделала это с помощью Ниссена, дав ему письма и позволив их прочитать, чем он и занимался в течение следующих двух ночей. Одновременно Берберова намекнула, что не будет возражать, если Ниссен упомянет о письмах в своем дневнике, который, как ей было известно, он собирается публиковать. Воспользовавшись разрешением Берберовой, Ниссен упомянет в одной из записей о врученной ему пачке любовных писем, подписанных именем Мина304. Вскоре, очевидно, письма Журно были Берберовой уничтожены.
В ту же встречу она сочла нужным напомнить Ниссену, что после ее смерти права на все российские издания ее произведений автоматически переходят к нему305. К этому времени Берберова уже знала, что в скором времени ее вещи начнут печатать в России, но, очевидно, не исключала, что сама до такого момента не доживет.
Об изменении отношения советских властей к созданной в эмиграции литературе Берберова впервые услышала летом 1986 года в Париже от приехавших из Советского Союза участников конференции по Ходасевичу и Кузмину. Но отнеслась к такой информации скептически306.
Не прошло, однако, и полугода, как скепсис Берберовой пошел на убыль. Ей стало известно, что роман Набокова «Защита Лужина» был опубликован в журнале «Москва» (1986. № 12), а несколькими месяцами раньше в шахматном журнале «64» появился фрагмент из «Других берегов». В том же 1986 году в Воронеже был издан сборник повестей и рассказов Замятина. И в Советском Союзе, и за рубежом эти публикации были расценены как «фактическая амнистия писателям-эмигрантам первой волны» [Чупринин 2009: 23–24].
Вознесенский, приехавший в Америку в 1987 году, с жаром это подтвердил, повторив
Эти стихи под названием «У Нины Берберовой» будут опубликованы в начале октября 1988 года в «Литературной газете» (№ 40), и Вознесенский, бывший тогда в Париже, пришлет Берберовой экземпляр с дарственной надписью: «С вечным восхищением – милой Нине Николаевне – Андрей Вознесенский. Париж. 1988». Этот экземпляр «Литературной газеты» сохранился в ее архиве (Nina Berberova Papers. B. 21. F. 616).
Ibid. B. 50. F. 1147.
См. запись от 23 июня 1987 года в [Nyssen 1988: 239–240]. Со ссылкой на свидетельство Ниссена этот факт будет впоследствии упоминаться в ряде посвященных Берберовой статей. См. [Niqueux 1989: 600; Fraser 1996: 955–956; Peterson 2001: 504]. В статье Петерсон факт бисексуальности Берберовой обсуждается в контексте ее сложной стратегии в разговоре на эту тему в «Курсиве».
Запись от 18 мая 1987 года в [Nyssen 1988: 241].
В письме к Баркеру от 30 июня 1986 года Берберова писала: «Я тут видела людей из Лен<инграда> и Москвы. Они говорят, что “Курсив” скоро будет напечатан на дорогой родине. Эти люди не диссиденты и не эмигранты, они возвращаются назад (с моими книгами, теперь на таможне не обыскивают!)». Цит. по: [Barker 2002: 127].
