сорвался.
– Ну вот, а теперь…
– Извини. Я веду себя как дура. Тебе малиновый или клубничный джем?
Я заскочила в кухню, пока обсуждаемая там тема была еще безобидной.
Миссис Линдхольм суетилась у стойки, стоя ко мне спиной, супруг ее сидел за кухонным столом. В правой руке дымилась чашка с кофе, в левой же у него была газета, но он хмуро смотрел поверх ее страниц на свою жену.
Когда я вошла, он огляделся, натянуто улыбаясь, и спросил меня:
– Мы не разбудили вас прошлой ночью?
– Натаниэль разбудил, и то было к лучшему, а иначе бы мне к утру основательно шею свело.
Мы обменялись необходимыми любезностями, а он тем временем подал мне чашку кофе.
Следует ли мне объяснять всю прелесть чашки свежего горячего кофе, полученной вовремя? Густой благоухающий пар, поднимающийся от чашки, окончательно разбудил меня еще до того, как моих губ коснулась первая восхитительно горькая капля.
Я вздохнула и расслабилась на стуле.
– Спасибо.
– Что скажете насчет завтрака? Яйца? Бекон? Тосты? – Миссис Линдхольм достала из буфета тарелку. Ее глаза слегка покраснели. – Есть еще и грейпфрут.
– Яйца и тосты были бы как нельзя кстати. Если, конечно, можно.
Майор Линдхольм сложил газету и отодвинул ее от себя.
– Миртл упомянула, что вы – евреи. Прибыли сюда во время войны?
– Нет, сэр. О… – Я подняла глаза, поняв, что миссис Линдхольм поставила передо мной тарелку с яйцами и тостами. Яйца были поджарены на жиру от бекона. Пахли они просто восхитительно. Черт возьми! Неторопливо намазывая маслом тост, я собралась с мыслями и сообщила: – Моя семья переехала сюда в самом начале восемнадцатого века и поселилась тогда в Чарлстоне.
– Вот как? – Он отхлебнул кофе. – Никогда до войны не встречал еврея.
– Наверняка встречали, да только рога у него были искусно спрятаны, вот вы его и не приметили.
– Ха! – Он хлопнул себя по колену. – Справедливое замечание.
– На самом деле моя бабушка… – Тосты с маслом требовали всего моего внимания, и потому говорила я нерасторопно: – Моя бабушка и ее сестры корней своих не обрубали и общаются дома на идише.
Миссис Линдхольм устроилась на стуле рядом и во все глаза наблюдала за мной, будто я – экспонат на выставке.
– И они… – Она слегка нахмурилась, от чего тут же углубились морщины на ее лбу. – Ну, вы сказали Чарлстон. Там же – южный акцент.
Я усилила южное произношение, которое научилась неплохо смягчать, живя в Вашингтоне, и выдала с сильным чарлстонским, включив туда же и знакомое мне на идише:
– Ы все хатит пройти на Рош Ха-Шана? Ну, мазл тов, ы все!
Линдхольмы дружно засмеялись, и по их лицам даже потекли слезы.
В дверном проеме появился Натаниэль. Двигался он сейчас уже более-менее сносно.
– Пахнет чем-то замечательным, – произнес он и занял свободный
