style="font-size:15px;"> А потом об этом амбаре узнали или вспомнили люди и, конечно же, решили, что нам там не место.
Мои братья, которых было семеро, погибли… Двоим прищемило морду железным прутом мышеловки. Ещё трое умерли, польстившись на угощение, лежавшее под странным предметом, который двуногие называли банкой. Говорила я им: «Не лезьте вы под эту “банку”! Еды ведь и так навалом». Но – не послушали и, случайно задев монетку, на которой стояло это устройство, попались в ловушку и задохнулись, не сумев выбраться из-под купола этой проклятой банки. Шестого поймал и скушал на завтрак большой чёрный и, надо признать, очень красивый кот. Он был бы не против полакомиться и мной, но я сумела убежать, а мой братец – нет… Пушистый четверолапый оглушил его, вспорол брюхо, съел и даже удовлетворённо мяукнул, будто не ожидал, что мыши бывают такими вкусными.
А седьмой… С ним люди обошлись совсем уж по-садистски. Он был самым маленьким и, как водится, самым глупеньким и доверчивым. Один раз он увидел кусочек шоколадки. Позабыв обо всём, он подбежал к нему и… увяз в какой‐то вязкой жиже (клее, по-вашему) – на полпути к заветному лакомству.
Он пищал, пытался вырваться из этой зыбкой субстанции, звал на помощь, но всё было тщетно! Никто не пришёл. Все понимали: попытаться спасти его – значит умереть вместе с бедолагой.
А он всё вопил и вопил, не понимая, почему заветная шоколадка так близка, но недоступна для него. Братишка чувствовал манящий запах, пытался снова и снова добраться до вкусности, но… вскоре он умер от голода, и я осталась одна.
Жизнь в амбаре, ещё недавно такая счастливая, радостная и сладкая, теперь стала невыносимой. Люди и коты постепенно завоёвывали наш мышиный рай, каждый день убивая и заманивая в ловушки членов нашей когда‐то обширной братии. Я не в силах была смотреть, как гибнут мои родственники, друзья, знакомые, даже враги, и, однажды улучив момент, шмыгнула за дверь и убежала.
Глава 3
Оказавшись на просторе, я сначала очень испугалась и даже хотела вернуться обратно, туда, где пространство было ограничено четырьмя стенами. Но вспомнив, как люди обошлись с моими любимыми, особенно с маленьким братцем, я взяла себя в лапки, собралась с духом и побежала куда‐то, куда глаза глядели, по бескрайним просторам нашей планеты.
Перебиваясь чем придётся, опасаясь ловушек, прячась от разных живых существ, я, однако, не могу сказать, что моя жизнь была ужасной. Где‐то удавалось найти корку хлеба, там завалялся тощенький колосок пшеницы или ржи, а порой (эти дни можно пересчитать по пальцам, но всё же они были и становились праздниками для меня) на земле валялись кусочки сыра или шоколадки, случайно оброненные людьми. Я бомжевала, но, как пела ваша когда‐то очень популярная группа, «Не жалейте меня, я прекрасно живу, только кушать охота порой» [5] – жила не так плохо, а в иные дни и вовсе почти счастливо.
Только вот иногда, когда серым вечером налетал порывистый холодный ветер и шёл нудный противный дождик, становилось очень тоскливо… Я грустила и тихо плакала (не верьте, дорогой писатель, тем злым языкам, что
Слова из песни группы «Сектор Газа» «Бомж».
