врага.
– Я так понимаю, – медленно произнес Гонсалес, – что нас оставят на произвол капризной военной судьбы?
– Ты неправильно понял, – парировал Пеано. – Нам окажут великую помощь самыми высокими словами, какие найдутся в словарях. Как будет вещать стерео о нашей доблести! Какие покажут репортажи о нашей героической обороне! А под конец маршал вышлет два водолета, чтобы вывести в тыл тех, кто еще почему-то остался в живых. Разве тебя не устраивает такая перспектива, хмурый друг мой, выдающийся – в будущем, конечно – историк Аркадий Гонсалес?
– Не устраивает. История всегда была полна глупостей и подлостей.
– Верно! Еще ни одна эпоха не жаловалась на нехватку дураков и мерзавцев. В этом главная сущность истории. Ты хочешь чего-то другого?
– Я хочу повесить на одной всемирной виселице всех, кто устраивает войны.
– Тогда бы тебе пришлось начать с моего дядюшки, – сказал Пеано и улыбнулся еще радостней – и его улыбка выглядела слишком веселой, чтобы быть искренней.
Взгляд, какой бросил на него Гонсалес, я при всей нелюбви к выспренности должен назвать зловещим.
– Ты думаешь, это меня остановит, Альберт?
Как часто я потом вспоминал этот взгляд Гонсалеса и его слова!
Задолго до того, как он начал свою страшную работу, он объяснил ее суть в коротком разговоре со своим другом Пеано.
4
Аэроразведчики показали именно то, что мы ожидали: нас окружали родеры.
Патины оставляли позиции. Их места занимала армия главного союзника Кортезии. Все происходило как на парадных маневрах: одни мирно уходили, другие мирно появлялись. Родеры воевали умело. Ни один резонансный снаряд пока не разрывался над нашими позициями, ни одно облачко, насланное передвижными метеогенераторами, еще не омрачало неба. Нам давали отдохнуть и выспаться, пока удушающее кольцо не замкнется полностью.
Ранение генерала Прищепы оказалось серьезней, чем он уверял. Иногда он заходил в штаб, но долго высидеть там не мог. Гамов командовал, уже не согласовывая с генералом своих приказов.
Он вызвал меня в штаб, когда я лежал на молодой травке у электробатарей и размышлял, сколько времени нам отпустили до сражения. Был полдень, хороший, весенний полдень – радостная земля вокруг!
В операторской Гамов рассматривал фотографии аэроразведки. Гонсалес наносил данные на карту. Четвертый корпус патинов у нас в тылу еще не двигался, но третий и пятый уже очистили позиции на наших флангах.
– Двое суток дают, – оценил обстановку Гамов. – Можно позагорать, сегодня солнце довольно жаркое.
– Я это и делал, когда вы вызвали меня. Зачем я вам?
– Разведывательная группа подорвала в лесу вражескую машину. Водитель и солдат убиты, но офицер целехонек. Хочу, чтобы вы присутствовали при допросе.
Павел Прищепа сам привел пленника. Даже если бы на нем не было формы, можно было
