абсурд.Кот – это демиург,
С птицами тешит всласть
Свой интерес и власть
быть властелином гор
на облаках. В упор
не различать базар
пошло трухлявых лиц,
и лишь любить синиц,
пение тонких спиц.
Разгоряченный маг
перешептал свой флаг
с птицами по углам,
рыбами – по слогам
чтимыми в царстве букв,
где золотой паук
не различим с утра,
как под снегом трава.
«Жизнь души переменилась…»
Жизнь души переменилась
там, где тлеет головешка:
опечаленная юность,
зацелованное царство.
Не одна душа сносилась,
как сапог из камня пара,
выпитая горем плошка,
ягод бусины, как милость,
как наивность и усталость.
В трижды выбитом пространстве
заалевшие полоски:
дровосеки потрудились,
выбивая место людям
среди гомона и драки,
где гориллы и макаки,
разорители эмоций,
расплодились, загнездились,
развернули зодиаки
по местам, как им приснилось.
Топориные удары —
прорубить окно в свободу —
но удары, как в литавры —
там, где мир и не был плоским.
И расплющен по бульвару
человек или полоска,
по витринам и рекламам,
а иные по бродвеям
души ищут, как умеют.
«Корпим в вопросах воспитания…»
Корпим в вопросах воспитания
Растим свой мыслящий тростник,
И медленное умирание
Нам ошибаться не велит.
Себя забыв в полдневной гонке,
В ночи пытаемся прожить.
Гармоний стебли очень тонки —
Прозрачный лист не подцепить.
На ранах, словно подорожник,
И память, и божница слов,
И обещаний тонкий ножик
Между сгустившихся миров.
На ранах высох подорожник,
Но общество не исцелить.
Летит по трассе внедорожник
И обрывает твою нить.
А ты стараешься, но мимо —
Поймать за улетевший край,
И вспоминаешь чье-то имя,
Шепча ему: «Не выгорай!»
Ты умирал на поворотах,
За нитью пальцы потянув
И упустив. Искать в киотах
Идешь, уста в мольбе сомкнув.
А за стеклом огни сверкают
И нимб от света их горит,
Царей и троны их свергают,
и маразматик в цель палит, —
всё по-Феллини, с оркестровкой —
