на месте. Маленький Шолохов, вспоминал Сергин, бился с недетской какой-то яростью, являя удивительную, не по годам смелость.
В играх мещанские, купеческие, поповские, казацкие дети не делились: среда жизни была единой.
Иные фрагменты детства можно выловить в шолоховской прозе.
«И нечаянно вспомнилось Григорию, как вместе с Петром в детстве пасли они в степи индюшат, и Петро, тогда белоголовый, с вечно облупленным курносым носом, мастерски подражал индюшиному бормотанью и так же переводил их говор на свой детский, потешный язык. Он искусно воспроизводил писк обиженного индюшонка, тоненько выговаривая: “Все в сапожках, а я нет! Все в сапожках, а я нет!” И сейчас же, выкатывая глазёнки, сгибал в локтях руки, – как старый индюк, ходил боком, бормотал:”Гур! Гур! Гур! Гур! Купим на базаре сорванцу сапожки!” Тогда Григорий смеялся счастливым смехом, просил ещё погутарить по-индюшиному…»
Такое ж не придумаешь! Подсмотрел.
Однажды, сумев подзаработать, отец привёз в Кружилин граммофон и пластинки с военными маршами. Вынес его на улицу и непрестанно включал. Самые суровые соседи смилостивились, явились посмотреть на диковину. Некоторое время возле шолоховского куреня толпилось множество народа, опасливо заглядывая в граммофонную трубу.
Музыка с малого детства – любовь и огромная сердечная привязанность Михаила. За кружилинским майданом жил старик, игравший на скрипке – привёз когда-то с балканского похода, и сам самоучкой овладел инструментом. Мишка постоянно бегал к нему с ребятнёй – упрашивал старого казака поиграть. Просил дать подержать скрипку – бережно касался струн. Мечтал о такой же.
Ну и, конечно же, казачья песня – она звучала повсюду, неизменно сопровождая праздники, любые работы, дни скорби.
«Тихий Дон»: «Бывало, едут с поля, прикрытые малиновой полой вечерней зари, и Степан, покачиваясь на возу, тянет старинную песню, тягуче тоскливую, как одичавший в безлюдье, заросший подорожником степной шлях. Аксинья, уложив голову на выпуклые полукружья мужниной груди, вторит. Кони тянут скрипучую мажару, качают дышло. Хуторские старики издалека следят на песней:
– Голосистая жена Степану попала.
– Ишь ведут, складно».
С натуры писал Шолохов:
«Неярко, но тепло светило солнце. От Дона дул свежий ветерок. На углу, во дворе Архипа Богатырёва – большого, староверской складки старика… бабы пели дружными, спевшимися голосами. Старшая сноха, вдовая Марья… веснушчатая, но ладная казачка, заводила низким, славившимся на весь хутор почти мужским по силе и густоте голосом:
…Да никто ж так не страдает…
Остальные подхватывали и вместе с ней в три голоса искусно пряли эту бабью, горькую, наивно-жалующуюся песню:
…Как мой милый на войне.
Сам он пушку заряжает,
Сам думает обо мне…»
Немногим позже, самоучкой, Шолохов выучится играть на гитаре,
