я нанес ответный визит испанскому послу, обосновавшемуся в прекрасном дворце, построенном и обставленном в годы расцвета германского империализма и слишком уж изысканном для скромного и интеллигентного представителя современной Испании, если только таковая вообще существует. Было очевидно, что мы гораздо более сродни друг другу, чем можно было бы ожидать.
Вечером мы все отправились на званый обед к профессору Эриху Марксу, моему университетскому учителю. Собралось очень интересное общество: два молодых офицера рейхсвера – сыновья профессора, чиновник министерства иностранных дел – некий Дрекслер с женой-голландкой, отличавшейся чувством юмора и пышными волосами, госпожа Маркс и другие члены их семьи. Разговор касался истории и политики и был весьма оживленным, так как Маркс обладает поразительным чувством юмора. Беседовали мы по-немецки и по-английски.
Вторник, 12 сентября. В 12 часов, на полчаса раньше назначенного срока, приехал мосье Франсуа-Понсэ и пробыл у меня минут сорок. Начав говорить по-английски, мы вскоре перешли на немецкий язык, которым французский посол владеет очень хорошо, так как до мировой войны учился в Берлине. С самого начала было видно, что он чем-то взволнован. Он рассказал мне об очень неприятном разговоре, который был у него накануне с бароном Нейратом. Было ясно, что у них возникли крупные разногласия и он хотел дать мне понять, насколько напряженными стали отношения между французами и немцами.
– В прошлое воскресенье, – сказал он мне, – они показали многочисленным зрителям спектакль, где Германия была представлена великой страной, к которой обращаются две отторгнутые у нее территории с мольбой снова принять их к себе. Немецкий народ представляли коричневорубашечники и замученные, беспомощные узники. «Французские солдаты» были вооружены до зубов, англичане и американцы стояли рядом, одобрительно взирая на них. Вся эта инсценировка имела целью возбудить у немцев сильнейшую ненависть к Франции и к другим странам мира. Я заявил решительный протест министру иностранных дел, но он лишь пожал плечами и обещал, что подобные выпады не повторятся. Мне ясно, что он бессилен что-либо сделать, даже если бы и захотел.
Франсуа-Понсэ, этот приятный, солидный человек, был глубоко взволнован. Он уверял меня, что война почти неизбежна. Мне, однако, кажется, что экономическое положение в стране сейчас лучше, чем когда-либо с того времени, как я здесь. Нацисты настолько подчинили себе прессу и ее руководителей и осуществляют над ними такой строгий контроль, что, мне кажется, еще некоторое время, может быть даже целый год, нельзя ожидать какого-либо взрыва. Что же касается международных отношений, то в этой области все слишком проблематично, чтобы предвосхищать будущее.
Я спросил Франсуа-Понсэ, читал ли он перевод статьи Ллойд Джорджа, помещенный в последнем номере «Фоссише цайтунг». Получив отрицательный ответ, я привел ее основные положения и заключительный вывод автора статьи в отношении последней войны: «Если бы все повторилось заново, то мое
