у них не совпали. На её выпускном он уже был как её жених, а на своём он появился с Тоней как с невестой. Ночью у фонтана он сказал, наконец:
– Поехали со мной? А, жена?
У Тони брызнули слёзы, и Антоша целовал её в слезах.
– Так почему ты письма мне писала такие? Отчаянные? – терялась в догадках сестра Валя. – Что тут у вас было?
Тоня ей писала в панике, что молодой муж избегает близости с ней… «Он меня целует, обнимает, но… больше ничего. Игнорирует! Зачем я выходила за него, не понимаю! Наверно, он больной какой-то. Тем более у него такие жуткие командировки! Строит школу в глухом посёлке, и я подолгу одна… Понимаешь, Антон оказался слишком целомудренным человеком, – задумчиво сказала сестре Тоня. – Он расстроился из-за моей хорошей подруги Семечки, узнав, что она сделала два аборта. До меня никого не любил. Думал, что я такая же, наверняка не девушка, и боялся, что ему будет противно. Месяц он меня вообще не трогал. Характер показывал. Потом уехал в дремучие леса, потом приехал ещё через месяц со стройки. Я-то уже внутренне простилась с ним, купила вина, сделала ужин и решила сказать ему всё напрямик, что уезжаю, ну, чтоб красиво, без скандала… А он вдруг как схватит меня!..»
Она всё время вспоминала Толика, как точку отсчёта. Считала его равным себе, но откуда? Она с ним никогда не разговаривала, просто смотрела и думала, думала… Светлые полуприкрытые глаза, неровно отросшая стрижка и белое пятнышко на скуле. Но на просвет знала, что он её понимает, и много лет спустя, и даже старый понимает её, старую.
А уж, когда молодожёны из глухого посёлка в свой город вернулись, из туманной дали чётко проступили и машина-стиралка, и мебель, и ремонт самого дома. Надо было всё и сразу. Началась такая круговерть! Только деньги из тумана никак не проступали. Из тумана проступали деды, чтобы остаться тут насовсем. А куда им ещё деваться, только к внукам.
Первой слегла баба Наталья, со стороны Антошиной матери. Сами-то родители Антоши в пригороде Ленинграда обитали, строили там электростанцию – и остались. А бабки, куда же их… Баба Наталья лежала с ногой, её перевезли к себе. Она год целый всех изводила, ела по часам и кричала, что помрёт с голоду. Но померла она от диабета и кричала от него же. Перед уходом она заботливо отписала внуку Антоше квартиру, которую починили и стали сдавать. Деды эти с отцовой стороны были уж вовсе старенькие, за восемьдесят, но успели понянчить старшенькую дочь Тони, Медину. Упадут, бывало, на кровати без сил, а сами ногой коляску катают. Такие честные деды были.
Потом пришёл черед деда Гоши. Ему всё было жарко. И он перестал одеваться перед выходом на улицу. Всё твердил, что в подвале деньги замурованы. Его, конечно, не слушал никто, мол, бредит старик. Он так и простыл на ветру, умер от воспаления лёгких. Баба Надя – лежачая, велела на веранде постелить плёнку и помыть деда. Вот Антоша и стал мыть, потом завернул в пододеяльник и кое-как сам одел. Пока Тоня сидела с малой и одной рукой
