рыбы змею подсунете.
– Опять змею? Нет, мадам, здесь змея не едят.
– Ну, так угря подсунете. Та же змея.
– Она и стерлядь не ест. Говорит, что змея, – сказал Николай Иванович и спросил швейцара: – Ну можно хоть селянку-то на сковороде сделать?
– И селянки я есть не стану, – откликнулась жена. – Что они тут в селянку наворотят? Почем я знаю! Может быть, мышь какую-нибудь. В крошеном-то незаметно.
– Ну поросенка заливного под сметанным хреном. Можно, Франц?
– Селянка и поросенок, монсье, опять русский кушанье, – дал ответ швейцар.
– Тьфу ты пропасть! Опять нельзя! Даже поросенка нельзя! Ведь поросенок-то свинина, а вы здесь, немцы, на свинине и свиных колбасах и сосисках даже помешались. Прозвище вам даже дано – немецкая колбаса.
– Верно. Я знаю. Я жил в России. Но поросенки здесь не кушают. To есть кушают, но очень мало.
– Отчего?
– Экономи. Поросенок может вырости в большая свинья. Свинья большая кушают.
– Глаша! Слышишь? Опять экономия! – воскликнул Николай Иванович. – Ну немцы! Слышишь, Франц, зачем вы умираете-то? Вам и умирать не надо из экономии. Ведь хоронить-то денег стоит.
Швейцар улыбнулся.
– Можно, по крайней мере, у вас хоть ветчины с горошком достать? – спросила наконец Глафира Семеновна швейцара.
– Это можно, мадам. Ветчина с горохом и с картофель и с русский зауэркол, с кислая капуста.
– Ну так вот ветчины. Ветчины и бульон. Бульон можно?
– Можно, мадам.
– Да вали еще две порции телячьих котлет да бифштекс, – прибавил Николай Иванович. – Надеюсь, что это можно?
– Можно, можно, но только бараний котлет, а не телячий. Телячий нет в карта.
– Тоже экономи? – спросил Николай Иванович.
– Экономи, – улыбнулся швейцар.
– Ах, черти, черти жадные! Ну вали бараньи котлеты. Цыпленком нельзя ли, кроме того, позабавиться?
– Можно, монсье.
– Так пару цыплят. Да пива, пива побольше. Нельзя ли в какой-нибудь большой кувшин его налить?
– Можно, можно, – кивал головой швейцар и спросил: – Все?
– Чего же еще больше? И этого довольно. Или нет. Закажи, брат, мне порцию сосисок немецких. Хоть они, может быть, у вас и собачиной копченой набиты, а все-таки хочется попробовать… Жена есть не будет, а я съем. Нельзя быть в Неметчине и немецких сосисок не попробовать! Вот жаль, что у вас тут простой русской водки нет.
– Кюмель есть, – отвечал швейцар.
– Сладость немецкая. Какая это водка! Ну да уж вели подать, делать нечего.
Ужин был заказан. Через час его подали в номер. Николай Иванович был голоден и принялся его есть так, что у него только за ушами трещало, а потом навалился на пиво. Ела с большим аппетитом и Глафира Семеновна.
Часа через два Николай Иванович, изрядно пьяный, лежал на постели и бормотал:
– Слава Богу, завтра в Париж. Ужасти как надоела Неметчина.
Утром
