стоял посреди дома, перед ним за столом сидел Алексеич, на столе лежало полотенце с засохшими пятнами крови. Кирилл и Лена молчали.
– Пойдем выйдем, – предложил Матвей и показал на дверь. – Потолкуем.
Алексеич встал и, ни слова не говоря, пошел с ним. Чтобы хоть как-то справиться с волнением, Лена принялась ставить чайник и накрывать на стол. Когда Алексеич вернулся, Кирилл с ревом и слезами бросился к нему и обнял.
– Да что ты, брат, что ты в самом деле… – улыбался Алексеич, а у самого ком в горле стоял. – Извинился дядя Матвей, больше не будет в нас стрелять, на мысок за грибами можем спокойно ходить, не тронет он нас.
Кирилл плакал, растирая слезы почерневшими от грибов и брусники пальцами. Все следующие дни у него прошли, словно в тумане, накрывшем лес и деревню вместе с затяжными дождями. Он плохо помнил, как на следующее утро пришла, ковыляя, Марина Павловна, поклонилась в ноги Алексеичу и опешившей Лене, вручила ей сверток с десятком яиц и, отсчитав дрожащими старческими руками купюры, положила на стол сто двадцать рублей:
– Вот, Матвейка просил, отдашь, когда смогёшь, нам не к спеху.
Не запомнил и не узнал Кирилл и то, как Алексеич бегал к председателю колхоза, как он звонил куда-то в город, а потом и, крича в трубку, по межгороду. Как на следующий день Алексеич чуть не опоздал на утреннюю электричку, а вечером вернулся, купив билеты на самолет и какие-то лекарства для мамы. Как мама спешно собирала вещи, как просила тетю Софью и дядю Василия присмотреть за домом. Как они уехали в город и ночевали в аэропорту. Как летели на самолете, как Лене стало плохо, и ее отпаивали холодной водой, как проплывали внизу реки, напоминавшие ручейки, и горы с вершинами, укутанными снегом. Как прилетели поздно вечером, когда автобусы уже не ходили, и несколько часов ехали до санатория в кабине попутного грузовика. И то, как Алексеича и Лену назвали аморальными товарищами и отказывались селить в один номер, так как у них в паспортах отсутствовали штампы о заключении брака. Как вышла дежурная, которую успел предупредить заведующий, с которым, в свою очередь, договаривался председатель колхоза. Всего этого Кирилл не запомнил, потому что другие впечатления были гораздо ярче: проснувшись утром, он первым делом подошел к окну и, увидев вдали, за деревьями, укутанное дымкой море с маленьким кораблем на горизонте, весело сказал:
– Гагры, мама, это Гагры!
Глава третья
I
За одиннадцать с лишним лет жизни в деревне Лена стала там почти своей, не пришлой. Пришлых людей на Севере сторонятся, и передается это из поколения в поколение с молоком матери. Лена начинала с простой рабочей в колхозном цехе, взятой на птичьих правах, на время, из-за отсутствия желающих возиться в сырости и мыть оборудование хлоркой. Она не капризничала и восприняла всё это как должное. Шло время. На волне гласности председатель колхоза стал искать лазейки, чтобы поселок зажил лучше, чтобы люди могли заработать и наконец зажить по-человечески. Так часть
