на аккордеоне, чувствуя себя культиваркой – воплощенной в последовательности идеальных девичьих тел, облаченных в сверкающие костюмчики с чистенькими выходными юбочками, белые носки и туфельки с круглыми мысками из лакированной кожи. Она глядела вслед Вику Серотонину, размышляя обо всем этом.
Резюме же Эмиля Бонавентуры сводилось к следующему. Начинал он сотрудником какого-то департамента корпорации «Земные военные контракты», в проекте, обозначенном просто «121», и больше об этом ничего не было известно, потому что Эмиль никогда о тех временах не рассказывал. После этого он слонялся по гало, пьянствуя и трахая всех подряд, в компании маленькой дочки, пока не осел близ Зоны в Саудади, где Эдит и выросла. Тут он укоренился. Зона его поймала на крючок. Молодым человеком он вел себя так же, как все они. Был полон амбиций, но, пока не оказался в Саудади, понятия не имел, на что годится. Спустя много лет Вик обнаружил Эмиля наполовину съехавшим с кровати в комнатенке верхнего этажа на окраине туристического порта. Верхняя часть тела Эмиля, вся в синяках и царапинах от подобных происшествий, была обернута влажной простыней. Лицо весом остального тела вдавило в стену.
– Эдит, – промямлил он, – помоги мне.
– Я Вик, – сказал Вик.
– Чего стоишь, блин, помоги ему! – заорала Эдит.
Они вместе подняли старика на кровать, после чего Эдит молвила:
– Оставляю вас, о двое бравых entradistas, предаваться беседе.
Отойдя к окну, она уставилась наружу, где на галогеновые фонари космопорта падали струи дождя.
– Вик, – прошептал Бонавентура, убедившись, что Эдит отошла, – сядь сюда. Я думал о том, что ты мне рассказывал.
– О чем, Эмиль?
– Послушай, Вик, кого бы я туда ни водил, я брал с них обещание более тягостное, чем они…
– Им туда надо, Эмиль. Им этого хочется.
– Нет, послушай! – Он схватил Вика за кисть. – Я это знаю. Я это знал всегда. Там что-то есть, но оно ничего собой не представляет. Они все это осознают под конец. Они видят, что их околпачили.
– Куда ведет нить твоих рассуждений, Эмиль? В ту же кучу старого засохшего дерьма?
Бонавентура устало покачал головой.
– Я просто хочу знать, где ты бывал, Вик. Я хочу знать, пересекаются ли те места с моими.
– Письками померяться хочешь, – констатировал Вик.
– Потому что ты же, наверное, был в Секторе Семь и видел там колоссальное белое лицо, нависающее над крышами…
– Эмиль, забей.
Но Бонавентура не утихомирился.
– Послушай меня! – потребовал он. – Хоть раз меня послушай! – Им овладели распадающиеся воспоминания. В его поколении все терзались потребностью сравнивать, сопоставлять впечатления, оживлять ужаснувшие их места и вещи. Вик чувствовал, как старика бьет дрожь. – А за ним все дома превратились в груды кирпичей, гребаная бескрайняя пустошь из кирпичей. Каждый раз, как падает
