слегка шевелились и колыхались в волнах темноты. Иногда внизу, у пола, бесшумно скользили тени, похожие на мышей или серых птиц. Из угла метнулось яркое цветное пятно – пролетела большая пурпурно-золотая бабочка. Лиза с трудом шагнула вперед. Надо закрыть двери, все двери в комнате. То, что притаилось в Доме, может войти в любой миг… Она старалась двигаться быстро, но ноги вязли в тумане, как в илистом дне, пальцы не слушались, она пыталась найти ключ в двери, а ледяное дыхание Того, что было в Доме, уже проникало сквозь щели, морозило лицо… Наконец Лиза нащупала и с трудом повернула ключ, но раздался скрежет, и по двери побежали трещины…
Приятным тихим колокольчиком зазвонил телефон, и голос Марка, родной и спокойный, прозвучал где-то рядом: «Хорошо, я ей передам». Лиза натянула одеяло на голову, свернулась в клубочек. Видения стояли у нее перед глазами, и самым неприятным из них была бабочка, разноцветная, слишком яркая и живая для обычного сна… Саднила рука, наверное, снова царапина на запястье. Непонятно, откуда они берутся. Ногти она стригла очень коротко. Лиза повернулась и взглянула в окно. Окна спальни выходили на глухую стену, и шторы всегда были наполовину открыты. В комнате, как и в Доме ее сна, был полумрак, но сверху пробивался одинокий солнечный луч – значит, уже полдень. Давно пора вставать, она два дня не была в Гнезде, сегодня нужно пойти. Конечно, главврач не скажет ни слова, этот смешной толстяк считает ее работу блажью, капризом обеспеченной светской дамы. Рад, что к жене Островского, модного режиссера, можно обращаться с разными просьбами – достать для клиники новые компьютеры или ему и супруге – билеты на премьеру спектакля. Да он и сам зависит от Лизы – старый невротик, просит у нее советов в личной жизни… Фу, почему она так часто думает о людях плохо?
Раздался осторожный стук в дверь. Марк всегда стучал прежде, чем войти, когда-то это ее удивляло. Он был еще в халате, темные с проседью кудри растрепаны. Видно, лег под утро и тоже проспал. Сел рядом на кровать, погладил Лизу по руке.
– Лили, уже почти двенадцать. Звонили из полиции, наверное, по поводу кого-то из твоих маньяков. А это что? Опять поцарапала себя во сне, глупышка?
– Обними меня…
Через полчаса, умывшись ледяной водой (невская вода всегда холодная, даже летом), Лиза спустилась в столовую. Успокаивающе пахло горячими булочками и кофе (странно, почему кофе бодрит, а запах его расслабляет…). Лиза налила кофе и сливки в большую чашку из тонкого фарфора. На столе под белой льняной салфеткой лежали булочки, Хенна пекла их каждое утро. Рядом стояли баночки с разными сортами меда.
Она села, взяла книгу, но вдруг, ни с того ни с сего, всплыла в памяти картинка из детства. Вот мать ставит перед ней стакан чая в подстаканнике. На тарелке с отколотым краешком серые толстые макароны, оставшиеся с вечера. Мать кладет на них кусочек маргарина, он пахнет холодильником. Лиза глотает макароны, давится, спешит – боится опоздать в школу. Она сердится на мать, опять проспала, не разбудила вовремя. Мать устает на заводе,
