Павел. – Я прикажу найти его и отправить к вам. Думаю, что это именно тот человек, который справится с тем, что вы ему поручите…
10 (22) марта 1801 года. Санкт-Петербург. Михайловский замок
Иван Петрович Кулибин, механик и изобретатель
Сегодня утром ко мне пришел дворцовый служитель с запиской, написанной самим императором Павлом Петровичем. В последнее время государь часто заказывал мне различные хитрые механизмы, за которые он щедро платил. Деньги мне были кстати – я продолжал начатые несколько лет назад эксперименты по созданию вечного двигателя. Правда, ничего путного у меня пока не получалось. Казалось, еще чуть-чуть, еще одна попытка – и двигатель, который я называл самоходной машиной, заработает. Но все мои усилия оказывались тщетными. Видно, удача мне изменила – технические сложности, с которыми я когда-то справлялся играючи, сейчас мне не удавалось никак разрешить.
А супруга моя, Авдотья Васильевна, с печалью смотрела на меня, и лишь тогда, когда нужда в деньгах становилась совершенно невыносимой, жаловалась мне на то, что ей порой просто не на что купить еду для нашей большой семьи. Вместо того чтобы тратить заработанные деньги на семью, я расходовал их на свои неудачные эксперименты. Жена моя была совершенно права, но я все же надеялся в самое ближайшее время изобрести наконец свою самоходную машину, которая принесет мне немалый доход.
Так что мой вызов к императору меня обрадовал. Государь наверняка предложит мне изготовить нечто сложное, такое, что он не может предложить сделать иностранным мастерам, которые часто не знают самых известных законов механики.
В своем кабинете император был не один. За столом, заваленным какими-то бумагами, сидели еще двое. Один из них, человек примерно моего возраста, с любопытством посматривал на меня, время от времени поглаживая короткую седую бороду. Второй, чуть помоложе, взглянул на меня с интересом и что-то шепнул седобородому. Я понял, что это люди нездешние – они были одеты странно, не так, как это принято при дворе царя. Как, впрочем, и я, единственный из подданных государя, которому разрешено было являться во дворец в простом долгополом кафтане и мужицких сапогах. Ну и бороду я не брил, потому что не хотел быть похожим на никонианцев. Как последователь старой и истинной веры, я старался держаться особняком от тех, кто курил табак и играл в карты. Были среди никонианцев и хорошие люди, но от веры своей я не отступал и заставил окружающих смириться с этим. Императрица Екатерина Алексеевна и ее сын Павел Петрович тоже махнули на меня рукой и не старались заставить отречься от старой веры.
Но седобородый не был похож на моего единоверца. Даже борода его еще ничего не значила. В отличие от моей, окладистой и тоже подернутой сединой, она была аккуратно подстрижена, а шея и щеки подбриты.
– Доброе утро, ваше императорское величество, – приветствовал я царя. – Вы хотели меня видеть?
– Да, сударь, – голос у императора был немного хриплым, как у человека, который о чем-то
