и догоняю дочь раньше, чем она успевает разогнаться на своем самокате. Сажусь на корточки, поймав ее локоть, и вижу упрямое выражение на ангельском лице.
– Ты со мной не попрощалась. – Поворачиваю к себе смурную курносую физиономию, легонько надавив пальцем на пухлую щеку.
– Хочу, чтобы ты спала дома, – сводит она бровки.
– Мы же договорились, – напоминаю. – Что такое, маленькая леди?
– Вторники отстой!
– Что?! – ахаю я. – Откуда ты взяла это слово?!
– Влад научил.
Поперхнувшись воздухом, громко спрашиваю:
– Какой… Влад?!
– Из сада…
Черт бы все побрал!
На лбу выступает пот, грудную клетку стягивает от нехватки кислорода.
Тру виски.
Спокойствие, вернувшееся ко мне пять минут назад, превращается во взвинченность, которую задушить можно только бутылкой красного вина!
– Я не хочу больше слышать это слово. – Делаю голос строгим. – Ладно?
– Ладно. Хочу, чтобы ты спала дома, мамочка, – громко всхлипывает Софи, прижимая кулачки к груди.
Ее бездонные серые глаза наполняются слезами. Нижняя губа поджата и дрожит.
Делаю глубокий вдох и нервно оглядываюсь через плечо.
Рязанцев приподнимает руку с часами на запястье, напоминая о времени.
Отвернувшись, смотрю на дочь.
– Хорошо, я вернусь сегодня домой. Но только сегодня. Договорились? И ты сейчас пойдешь со мной и скажешь Егору спасибо за игрушку. Да?
– Да… – шепчет, опустив взгляд, протирая кулачком щеки.
Мы возвращаемся назад и проделываем оговоренный ритуал.
Моя дочь выглядит так, будто ее привели на каторгу, но этот спектакль меня не обманывает. Через пять минут она забудет об этой трагедии и пойдет смотреть своих белочек, выкрутив мне на прощание руки.
Она маленькая, хитрая и упрямая, как баран. Я понимаю это. Понимаю головой, но каждый раз иду у нее на поводу, стоит ее глазам увлажниться.
Сев в машину, я пристегиваюсь ремнем и стараюсь увидеть за оградой парка удаляющиеся силуэты моих мамы и дочери, но мешают деревья и мельтешащие по дорожкам люди.
Изнутри меня подтачивает все тот же червь. Мандраж, от которого хочу избавиться.
– Извини, – говорю Рязанцеву. – Такой у нее характер…
– Я не обижаюсь на маленьких детей. – Егор расслабляется в водительском кресле, выезжая с парковки.
– Зря, – говорю примирительно. – Дети бывают очень жестокими, знаешь? Я не хочу, чтобы она позволяла себе такое.
– Ей всего четыре, Арина. Ей не понравился гусь, я понял. В следующий раз будет пони. Закажи что-нибудь на ужин, – меняет тему Рязанцев, перестраиваясь в нужный ряд.
Я разглядываю его профиль, думая о том, стоит ли его грузить. Софи любит зайцев, и я говорила ему об этом несколько раз, но у него слишком много других забот, чтобы заморачиваться такими мелочами, как детские игрушки.
– Да…
