после очередного тоста разговор свернул в то же русло. Теперь уже вся квартира хотела знать, что он обо всем этом думает. Павел придал лицу выражение киношного замполита и четко, с паузами, проговорил:
– А думаю я, раз арестовали, значит, враг.
– Такой человек, на самом верху, и враг? – поразился именинник.
– А чем он лучше Ежова или Тухачевского? Тоже не маленькие люди были, а оказались шпионами. Всякое может быть. Мы у себя в Драгомичах, помню, никак понять не могли, почему бандиты про все наши действия раньше нас знают. И кто, оказалось, им помогал? Второй секретарь райкома, собственной персоной. Враг иногда может очень высоко забраться, но все равно в конце концов его разоблачат и расстреляют.
– Вот-вот! – встряла Софья Матвеевна, дама из породы «к каждой бочке затычка». – Он и врачей потому освободил, что вредитель. А им всем дано задание людей изводить. Я в поликлинике в понедельник в очереди сидела, такого понаслушалась…
– Кому ж тогда верить! – возопил именинник.
– Фронтовикам! – тут же откликнулся муж сестры. – На фронте сразу все ясно, кто есть кто. Вот скажи, майор, Берия на фронте был?
– А кто ж его знает, – пожал плечами Павел. – Я за ним не бегал. Никита Сергеевич был, это я точно знаю, а про остальных нас как-то забыли известить.
– Не был он на фронте! – возопил раскрасневшийся Иван Федорович. – А если и был, то в тылу сидел. Особисты, падлы, все такие! Как орать, так первые, а как в атаку – где он?
– Это Никита Сергеевич-то не был? – вскочил Павел. – Я сам с ним под Харьковом встретился, в окопах, а ты мне тут будешь говорить…
В воздухе ощутимо запахло хорошей дракой. Инвалид был хоть и хромой, но сильный, а водка делала его еще и храбрым. Однако чувство справедливости оказалось сильнее желания сбить спесь с зазнавшегося соседа. Он налил еще по одной и поднял стопку.
– Уймись, Пашка! Я же не про товарища Хрущева говорю. Он ведь особистом не был, правда? Я про Берию. А за товарища Хрущева я всегда выпить готов…
Вмазали еще по одной.
– Ты как с ним познакомился-то? – поинтересовался муж сестры.
Остальные хранили молчание. Когда фронтовики говорили о своем, прочие не влезали, так уж было заведено.
Павел уставился неподвижным взглядом в синее стекло салатной миски.
– Под Харьковом это было, – начал он. – Весной сорок второго. Как раз перед самым наступлением…
…Ночью они ходили через линию фронта. Вернулись под утро – пока сдавали пленного и разведданные, кстати подоспел и завтрак, долго ждать не пришлось, – поели и тут же завалились спать в блиндаже. Коротков проснулся, когда солнце уже склонялось к закату. По его ощущению, дело было к обеду. Часы он забыл завести, но еду на передовой раздавали не по часам, а как сварят, и фронтовое чутье говорило, надо бы подтянуться поближе к кухне. Он выбрался из блиндажа и, пригибаясь, пошел по траншее. Снайперов на их участке
