было самое сильное, – заметил Флори.
– О, сэр, а в 1906-м еще сильнее! Страшный был удар, сэр! Большой идол упал в храме буддистов прямо на голову сатханабанга, буддийского епископа, мадам, а это, как говорят бирманцы, плохой знак: рис не уродится и скот ящуром заболеет. А первое землетрясение я помню, когда еще служил тут в клубе чокрой, когда сахиб майор Маклеган под стол упал и клялся, что пить бросит навеки, – он сразу и не понял, что землю затрясло. Тогда еще рухнувшей кровлей двух коров насмерть придавило…
Члены клуба засиделись до полуночи, и бармен вновь и вновь заглядывал в салон, дабы поведать эпизоды из памятного прошлого. Обычно пренебрежительно не замечавшие слугу, сегодня европейцы его поощряли, даже хвалили. Землетрясение – лучший путь к единству человечества. Еще парочка крепких подземных толчков, и сахибы пригласили бы бармена-индуса сесть с ними за стол.
Что касается предложения руки и сердца, оно было отложено. Нельзя же, в самом деле, смешивать разговоры о землетрясении и женитьбе. Тем более в тот вечер Флори больше и не имел возможности остаться с Элизабет наедине. Но это ничего не значило, ведь он уже знал, что она принадлежит ему. Утром будет время договорить. С этой мыслью, умиротворенный и после бесконечно долгого дня уставший как собака, Флори пошел спать.
Снявшись с заляпанных известкой птичьего помета ветвей мощных кладбищенских пинкадо, стервятники распластали крылья и широкими кругами поднялись в вышину. Несмотря на ранний час, Флори уже бодро спешил в клуб, чтобы, дождавшись Элизабет, сделать наконец формальное предложение. Некий неясный инстинкт побуждал его завершить это дело до возвращения коллег и приятелей из джунглей.
За калиткой он неожиданно увидел новоприбывшую персону. По плацу легким галопом скакал молодой человек на белом пони, с длинным тонким копьем в руке. Несколько сикхов (судя по всему – сипаи[37]) бежали сзади, держа за уздечки двух пони бурой масти, гнедого и каурого. Подойдя ближе, Флори приостановился и громко поздоровался; в захолустных местечках непременно приветствуют даже незнакомцев. Всадник небрежно развернулся и подскакал к тропе. Это был, без сомнения, конный офицер, лет двадцати пяти, худощавый, но очень стройный. Голубоглазое лицо распространенного в английской армии кроличьего типа, с небольшим белым треугольником торчащих под верхней губой зубов, смотрело, однако, взглядом кролика смелого, сурового, порой свирепого, а подчас даже по-солдатски безжалостного. Сидя на лошади как влитой, выглядел незнакомец чрезвычайно бодро и доблестно. Светлые глаза превосходно оттенялись румяным гладким загаром, и весь он, в белом высоком топи из оленьей кожи, в сиявших матовым дорогим блеском тугих высоких башмаках, являл собой эталон элегантности. Флори сразу почувствовал себя рядом с ним как-то неуютно.
– Рад вас приветствовать! – сказал Флори. – Недавно прибыли?
– Ночью, последним поездом, –
Сикхи – последователи сложившейся в особую религию ветви индуизма; сипаи – вербовавшиеся из жителей Индии солдаты британской колониальной армии.
