воюющих за свободную Россию, всего несколько тысяч- сказал наконец Корнилов-. Вас же миллионы. Тучи обманутой черни. Моральной черни. Но мы вас сегодня разбили. И будем бить впредь, потому что на нашей стороне Бог и правда. А за что и за кого воюете вы? За жидо-комиссаров? Они вам ближе? Что вам обещают? Землю, мир и свободу. Не получите ни того, ни другого. Предатели всегда получают по заслугам. И вы получите. Предать полевому суду, – сказал генерал полковнику Неженцеву.
Некоторые пленные опустились на колени: «Простите, Лавр Георгиевич! Ничего не знали о Добровольческой армии». «Бес попутал». «Насильно удерживали, обещали семью расстрелять».
Корнилов презрительно оглядел пленных, нервно встряхнул головой, пошел прочь. За ним поспешил адъютант Хаджиев. Один из пленных ухватил его за полу шинели: «Хан, мы ж с тобой одной крови!» «Ты одной крови с шакалом», – ответил корнет.
Полевой суд, который состоялся днём, признал пленных невиновными. И оправдал. Неженцев сплюнул – так навоюем. Корнилов, как ни странно, отнесся к решению суда спокойно. «Может, и правильно. Не следует начинать великое дело с крови. Узнают о нашем милосердии, к нам потянутся», – сказал он генералу Алексееву.
Михаил Васильевич долго смотрел в окно штаба, который устроили в той хате, которую заняли ночью. «С крови, конечно, начинать не хорошо, Лавр Георгиевич. Да только на милосердии армия не держится. Лишь на порядке, дисциплине и жесткости. Чем грозит сердобольная демократия армии, мы узнали на германском фронте. Половина из этих пленных решила записаться в Добровольческую армию. Но единожды предавший, предаст и в другой раз».
«Вы слишком категоричны, Михаил Васильевич, – сказал генерал Деникин. – Армию на фронте разъела не демократия, а неопределенность идей и целей. За что гибли солдаты? За Константинополь, за парад в Берлине? Теперь же на кону родина».
«Дай Бог, Антон Иванович, чтобы люди это наконец поняли. Что на кону родина. Большевики заключили мир с Германией. Создали Украинскую державу. Отринули Прибалтику и Туркестан, сколько же нам понадобится сил, чтобы снова собрать всё воедино. Эх… Но мы справимся. Я верю, господа, что мы неприменимо справимся».
К вечеру в штабе собрались командующие, командиры полков и отрядов Добровольческой армии. Предстояло решить, когда и как следует начать наступление на Екатеринодар- главную цель похода, который многие уже окрестили ледяным.
За окном тесной хаты началась настоящая зимняя метель.
Прорыв
Снаряды взрывались вокруг фермы и в роще всю ночь, не давая Лавру Георгиевичу заснуть. Только прикорнул под утро на охапке сена, принесенной вечером в тесную, двухметровую комнату поручиком Хаджиевым, и вот опять. Рвануло где-то у кузницы, послышались сначала голоса, потом истошный крик. Вышел.
Во дворе, огороженном только с реки Кубани низеньким, плетеным заборчиком, корчился казак. Одна нога у него была оторвана выше колена, вторя, неестественно, подвернута под себя.
