не ладился. Гридни молча дожёвывали свой хлеб, подбирая им с мисок остатки ячневой каши на молоке. Лешко откровенно задрёмывал. Жена старосты, на счастье, скоро иссякла и, прогнав любопытно выглядывающих из-за всех углов детей, тоже ушла. Поговорив о грядущей посевной, о рыбаке, которого недавно унесло течением, и старательно обходя разговор о погибшем от руки Хальвдана Могуте, решили разойтись спать.
Гридней отправили ночевать в гостинные избы. А Драгомиру постелили в большой клети у печи – негоже самого князя прогонять и заставлять его тащиться до края деревни. Хлопоты стихали. Последний раз спросив у старших сыновей о том, напоены и накормлены ли лошади, Болько повернулся к Драгомиру, ещё сидящему за столом. Пожевал губами и всё-таки решился узнать:
– Так почему не вернулись наши мужчины из похода, княже? Мы ждали. И ни одного не дождались.
В висок ткнулась тупая боль. Драгомир приложил холодную ладонь ко лбу, облокотившись о стол.
– Бой был страшный, Болько. Многие погибли. Так уж вышло, что все из вашей деревни полегли. Никто в том не виноват, кроме вельдов…
Так уж и никто? Драгомир замолк. Самое паршивое то, что ему больше нечего было ответить, хоть в голове и крутились полубезумные рассказы Бажана о невиданных и опасных чудищах. Но разве староста поверит? Драгомир и сам не верил. И от этого смутно чувствовал себя виноватым. Будто оправдывал сам себя. Будто Восточные сотни погибли по его недосмотру и халатности, и древнеры из Гремячего Ключа – тоже. Более того – он сам приложил к тому руку. Староста долго смотрел на него, словно хотел спросить ещё что-то, но только вздохнул и отвернулся.
– Пойдём, княже. Там тебе уже постель приготовили.
Драгомир проснулся рано, едва не пинками растолкал Лешко и спешно собрался в путь. Хмурый и заспанный Болько вышел проводить его, не уговаривая задержаться. Жена старосты успела завернуть отряду в дорогу кой-какой снеди, хотя они и сами запаслись едой на всё время пути. Но отказываться невежливо – нужно чтить хозяйское гостеприимство, как бы смурно ни поглядывал глава дома.
Без надобности заезжать в Елогу короткой дорогой Драгомир повёл отряд прямиком к деревне Наяса. Нынешний день выдался тёплым и слякотным. С неба свисала грозящая разразиться не то дождём, не то мокрым снегом хлябь. Лес застыл в плотном влажном воздухе. Грязь на дороге хлюпала и кое-где вперемешку с талым снегом расплывалась обширными лужами. Лошади недовольно вскидывали ноги и то и дело пытались свернуть с расползающейся под копытами тропы. Особенно своенравничал Расенд, а уж остальные ерепенились ему под стать.
За день пришлось сделать пару привалов, когда старания удержаться на извивающемся ужом жеребце доводили Драгомира почти до исступления. И зачем связался? Но под вечер бронзово-коричневый сосновый лес сменился светлым березняком, дорога вильнула, соединяясь с другой, идущей из Елоги. Среди деревьев показались торчащие из просевших сугробов домовины.
