эту пещеру, – сказал он подавленно. – Грозой, молниями, как угодно. Вам это по силам, я знаю. Но этой части хребта здесь больше быть не должно.
– Этим ты Судьбу не обманешь, – откликнулся холодный голос.
– А, вдруг!..
Фостин даже вздрогнул: так знакомо, совсем, как прежде, прозвучал насмешливый голос отца.
– Хорошо, – сказала амиссия. – Мы сделаем, как ты просишь. Собирайся и уходи. Завтра этой пещеры уже не будет.
В воздухе тоненько зазвенело, и откуда-то сбоку, видимо из входа в пещеру, вылетело небольшое плотное облако. Фостин проводил его изумленным взглядом, пока оно не скрылось из вида, и встал на ноги. Нужно было идти к отцу… Или не нужно? Услышанное испугало ореля. Он не все понял, но одно было яснее ясного: на отце лежит проклятие, он что-то вовремя не сделал, не сдержал какого-то слова, и теперь кто-то другой, которого избрала Судьба, исполнит проклятие и погубит Гнездовище. А если ничего не исполнять? Что тогда?
Он не успел, как следует поразмышлять, потому что в пещере, в этот момент, раздался страшный грохот. Решив, что с отцом что-то случилось, Фостин, со всех ног, помчался ему на помощь.
Вот – два валуна. Вот – проход,… но, что это?! Он наполовину завален! В оставшейся незакрытой части метался Генульф, поднимая камни и забивая ими вход в пещеру.
– Отец! – закричал Фостин. – Что ты делаешь! Опомнись!
– Ты!
Генульф остановился. В его глазах мелькнуло, на миг, радостное изумление.
– Вы пришли!
– Нет, я один.
Глаза отца потухли
– Один…
Тяжело, по-стариковски, он навалился на каменную кладку и, белыми от пыли руками, обхватил себя за голову. Лицо его вдруг жалобно сморщилось, и Генульф зарыдал.
– Никчемная жизнь! – всхлипывал он. – Никчемная!.. Никто не захотел… Рофана.., и ее обидел… Только ты… ты…
Он поднял на Фостина заплаканное лицо, минуту смотрел на него и, неожиданно закричал, со всей силой своей обиды:
– А знаешь ли, кто ты?! Ты – сын Дормата! Один из тех, семерых, которых я так и не искал! Нам с Рофаной тебя подбросила вот эта самая.., – он потряс рукой туда, куда улетело облако, – ещё в яйце, на том самом месте, где стоит первая гнездовина! И, если бы я тогда.., сразу… А теперь – все! Мне никто не нужен! Уходи! Ты, видно, подслушивал, и знаешь, что тебе делать!.. Трава Лорух не цветет! Этого никто не увидит!.. И те.., оттуда.., они никогда не спустятся в Низовье!.. А ты уходи! Иди куда хочешь, и не мешай мне, хоть раз в жизни, поступить правильно! Генульф снова, с удвоенной силой принялся закладывать вход, выкрикивая что-то бессвязное, но, когда осталось лишь небольшое отверстие, вдруг затих.
– Фостин, – позвал он смиренно, – прости меня. Я кругом виноват. Но Рофана не заслужила такой участи. Не говори ей ничего. Она легче перенесет мою смерть после обид, которые я ей нанес. А то, что ты
