Иглон набрал побольше воздуха, но произнести ничего не смог. Тихий голос прорицательницы словно прошелестел у него прямо в голове.
– Почему ты не стал читать то, что написано на той плите?
Донахтир вздрогнул. Что она имеет в виду? Неужели записи Гольтфора? Но откуда?! Когда успела узнать?!!!
– Говори же.
Темные бездонные глаза смотрели в упор и требовали ответа.
Донахтир окончательно растерялся, но все же нашел в себе силы пролепетать:
– Я?. Как я мог? Я недостоин… Раз живы подлинные Иглоны…
Амиссия, не дослушав, резко передернула плечами.
– Недостоин? Что ж, ты сам за себя все решил. Незачем было и прилетать.
Она развернулась и поплыла ко входу в свою пещеру.
У Донахтира на миг остановилось сердце.
Она что, уходит?!
Но, как быть ему? Как вернуться обратно, к тем, кому он наобещал избавление от сомнений? Как вернуться к самому себе, не получив ответа на вопросы, которые переполнили его, как Серебряная Вода переполняет чаши? Он больше не может носить их в себе и мучиться, мучиться, мучиться…
– Постой! – закричал Донахтир, чувствуя, что вместе с амиссией уходит его последняя надежда.
– Постой, – с отчаянием повторил он уже тише.
И амиссия остановилась.
– Я хочу кое о чем спросить.
Донахтир страшно волновался. Из тысячи неразрешимых вопросов тот, который пришел ему на ум, был недопустим для ореля. В чем-то он был даже крамольным, но Великому Иглону казалось, что сейчас ничего более важного чем ответ на этот вопрос не существует.
– Скажи мне, почему Великое Знание держится в такой строгой тайне?
Амиссия обернулась и – о чудо! – её обычно бесстрастные глаза сузились, как будто под своими покрывалами прорицательница широко улыбнулась.
– Наконец-то, – донеслось до Донахтира. – Ты не представляешь, как долго мы ждали, когда какой-нибудь Правитель Летающих задаст нам этот вопрос! И вот ты спросил. И теперь я буду говорить с тобой.
С непривычной резвостью амиссия вернулась к Великому Иглону, села на камень и поманила его присесть рядом. Темные глаза ненадолго задержались на побелевших шрамах раненой руки.
– На твой вопрос одним словом не ответишь, и мне придется рассказать очень длинную историю. Но прежде скажи, что ты чувствовал, когда лечил сам себя?
Донахтир задумался.
Что он чувствовал? Блаженство, как во время спокойного полета? Да. Но было в его ощущениях и еще кое-что. Словно кто-то вдруг стал напевать мелодию, вроде бы ему незнакомую, но которую узнаешь с каждым новым звуком, как слышанную когда-то много и много раз.
– Странные были ощущения – словами не выразишь, – признался он. – Показалось, что когда-то я уже такое
