пальцами по холодному полу, Вова, туго замотавшись в клетчатый плед, прошёлся до сонной кухни. Медленно распрямляясь, он закурил и поставил чайник из прокоптившейся нержавейки на распустившийся синим цветком огонь, на острие обгоревшей спички подвесив упитанный зёв. После кратковременного омовения сурово-студёной водой, он вышел в угловатый, тенистый двор, наполненный хаотично разбросанным золотом начинающегося листопада, чтобы упорядочить брожение утренних дум смешиванием сигаретного дыма и прохладного воздуха. Метеорологи, удерживая на вытянутой руке календарную декаду, привычно солгали, обещая, что целый месяц будут стоять ровные, вдумчиво ясные погоды.
– Кома не у старика, – выкрутил мысль странной формы в слова один из докторов, тощий и беспробудно седой. – Для него это обыденность. Как сон и явь. Настоящая кома происходит как раз наяву. Дед не может осознать, что он в коме. Он просто забывает выпить таблетки и засыпает. А вот моя кома реальна. Кома ума. Закольцованная кома без входа и выхода. Искусственная кома, в которую обычно вводят безнадёжных пациентов. Так и я сам ввёл себя в неё.
– Харэ херню нести, бухать брось, так и из комы выйдешь, – буркнул другой врач, рдеющий румянцем щёк в противовес синей спецовке.
Дверь в дом старика отворила его дочь – добрая дама в годах с короткой рыжей стрижкой и широко расставленными грустными глазами. Доктора вошли не разуваясь, и даже не произнеся шороха подошв о щетину половицы. Через время, пыхтя и аккуратно сквернословя, вынесли бледного деда без чувств на носилках и водрузили его на предварительно подогнанную вплотную к крыльцу побитую жизнью каталку.
Вова тихо наблюдал за работой эскулапов сквозь дрёму промозглой прохлады утра. Его сонная сигарета тлела. Пожелтевшими листьями тлела и молодая осень под аккомпанемент тихих напевов горящей рябины. Врачи буднично, но бережно загрузили бессознательного дедушку в карету «Скорой» и захлопнули двери.
Молодой фельдшер, покончив с погрузкой, подошёл к курящему и закутанному в плед на манер ковбойского пончо Вове. Медь бороды, щенячья задорность, опухшие нижние веки, еле различимая мелодичность уральского акцента:
– Здорово, Володя, – сказал улыбчивый доктор, протянув приветственную руку. – Есть курить?
Ладони парней скрепились в дружное рукопожатие явно знакомых людей.
– Привет и тебе, Ромео, – Вова залихватски откинул крышку пачки сигарет, – бери хоть все. То есть две. Курящий врач – это как полицейский, нарушающий закон. Трудно представить себе такое.
– Ага, – довольный Ромео обхватил сигарету большими пальцами. – Как пожарный, сжигающий книги. Интересный сосед у тебя, раз в месяц его увозим, – фельдшер бегло хлопнул по карманам. – И зажигалку дай, а то у меня ни говна, ни ложки.
– Держи. Босячий подгон.
– Ага,
