и вдруг уразумела, что Береника, сама того не желая, оставила мне наследство – осознание того, что женщина (конечно, сильная женщина) может править и одна. Предыдущие царицы из рода Птолемеев приходили к власти через свои браки, но Береника доказала: женщина может взять власть и только потом выбрать себе мужа. Или обойтись без него, если ей так угодно. Кроме того, в моем сознании укоренилась прямая связь между римскими войсками и деньгами, обещанными отцом. Их войска и наши деньги – грозное сочетание.
И наконец до меня дошло: при всей ненависти египтян к римлянам каждый из них по отдельности не обязательно является демоном. Некоторые вполне привлекательны и обладают хорошими манерами, как, скажем, Габиний или этот Антоний. Расхожее мнение, будто все римляне – сущие варвары (я поверила в это после пира в честь Помпея), не соответствовало действительности.
Приглядевшись повнимательнее, я заметила и кое-что еще: римляне вовсе не единодушны, в том числе и в своем отношении к помощи отцу. Одни считали это решение правильным, другие отвергали его; для одних истина состояла в следовании пророчеству, для других – в получении практической выгоды. Иными словами, Рим не представлял собой монолит, а раз среди римлян есть противоречия, значит есть и возможность на этом сыграть.
Разумеется, в то время подобные мысли еще не обрели окончательную форму, однако сам факт наличия разногласий среди римлян позволял надеяться, что мы не совсем беспомощны. В броне нашего противника имеется брешь; значит, он тоже уязвим – если не для стали, то для золота. Отец, например, сумел убедить римлян действовать в своих интересах с помощью денег. Деньги – вот что необходимо в первую очередь.
Отец ясно дал понять, что привечать римлян в Александрии будет недолго. Весьма скоро им предстоит удалиться, но прежде должен состояться праздник Диониса в ознаменование возвращения к власти законного царя. Отец видел в себе наследника таинственного бога вина, радости и драмы; соответственно этому он выстраивал свою жизнь. В великих празднествах Бахуса (так называли Диониса римляне) он искал высвобождения, экстаза и сопричастности высшему: всего того, чего он не мог обрести в Александрии в обычной жизни, при всем великолепии нашего Города городов.
Готовясь к предстоящей официальной процессии, я остро ощущала, что стану объектом пристального любопытства. Прежде я была никому не интересной третьей царевной – и вдруг сделалась наследницей. Разумеется, на меня будут устремлены оценивающие взгляды. Я прошла через великие муки, выбирая себе наряд и прическу. Когда хлопоты закончились, я почувствовала, что сейчас загляну в зеркало и получу ответ на свой давний вопрос. Я красива? Я просто мила? Или я особенная? Открыла ли для меня Персефона сосуд своего очарования?
После долгого размышления я решила распустить волосы по плечам. В юные годы я могла позволить себе причесываться, как девочка, а поскольку волосы у меня уж точно хороши – черные, густые, блестящие, чуть вьющиеся, – то я не считала нужным прятать их от
