Ей шел этот белый халат, который Будулай видел на ней впервые. Ее лицо как-то смягчилось. С этим новым выражением на лице она вдруг показалась ему совсем молодой и почему-то беззащитной. Он очень хотел бы узнать, о чем она могла думать, отодвигая заслонявшие дорогу ветки.
Чтобы нечаянно не спугнуть этого ее настроения, он осторожно отступил с тропинки в сторону, за ствол старой вербы. И надо же было случиться, чтобы, проходя мимо этой вербы, Клавдия подняла затуманенные глаза. Внезапно увидев его, она уронила ведра:
– Ой!
Всего второй раз они встречались – и каждый раз на глухой тропинке.
– Неужели я такой страшный? – выступая из своего укрытия, с укоризной спросил Будулай. – Почему вы меня боитесь?
– Я вас не боюсь, – ответила Клавдия. Она и в самом деле сейчас его не боялась. Она вскрикнула от неожиданности.
– Значит, это мне показалось, – с облегчением сказал Будулай. Он достал и подал ей скатившиеся с дорожки под куст ведра. – Я давно хотел у вас спросить… – Его глуховатый голос стал еще глуше, и черные глаза как бы подернулись лаком. – Вы, говорят, видели, как за хутором немецкий танк наехал на цыганскую кибитку. Вы не помните, кто там был, возле этой кибитки?
Не поднимая глаз, Клавдия ответила:
– Там были старик и молодая цыганка. – И она поспешно добавила: – Но больше я ничего не могла видеть…
– Я знаю, – сказал он с сочувственной, понимающей улыбкой. – И еще я хотел бы вас просить, чтобы вы не запрещали вашему сыну Ване приходить в кузню. Он у вас очень способный и может научиться чему-нибудь хорошему.
И так же, как в первый раз, не задерживая больше Клавдию, он с полупоклоном обошел ее стороной и пошел по тропинке.
Приезжему человеку всегда не так-то просто бывает заручиться доверием у людей в новом, незнакомом для него месте, к тому же заручиться доверием у крестьян, которые никогда не спешат открывать кому-нибудь душу. Прежде нужно не одно поле вместе вспахать и не один, как говорится, пуд соли съесть.
Тем труднее бывает обживаться новому человеку среди придирчивых и острых на язык казаков, да к тому же если человек этот цыган. В каждом цыгане они по издавна укоренившемуся убеждению прежде всего склонны были видеть бродягу и лодыря. Конечно, способствовали подобной репутации и сами цыгане.
И если Будулая вскоре стали считать в этом казачьем хуторе своим человеком, то лишь потому, что люди так же безошибочно умеют распознавать в человеке трудягу, мастера своего дела. Ожила старая кузница в балке. Когда на ее дверях висел замок, будто бы и не очень заметно было отсутствие в хуторе кузнеца, а теперь, когда с утра до вечера растекались из балки перезвоны, стали натаптывать сюда дорожки и от молочнотоварной фермы, и из колхозных виноградных садов, и с полевого стана. Весь день тянулись по этим тропинкам люди. Несли, конечно, в кузницу не что-нибудь крупное, а чаще всего лопаты, тяпки, железные грабли и разные шкворни. На первый взгляд не очень существенную и тем не менее незаменимую
