как открываю тяжелые двери и вхожу внутрь – студенткой.
История России разворачивалась передо мной дорожкой, по которой я шла, словно Екатерина Великая, кивая, как добрым знакомым, дворцовым переворотам и сражениям, – прямо на шестой этаж, в 601-ю аудиторию.
В эту же аудиторию я зашла наяву, когда приехала на краткосрочные «подготы» за месяц до поступления. На первое занятие бежала от метро бегом, но все равно опоздала и села на единственное свободное место – возле высокой девушки с заколотыми в строгий пучок волосами, с высоким, гладким, как у ребенка, лбом – ботокса тогда еще не было, и словно нарисованными идеально правильными чертами.
Она была потрясающе красива – видимо, этим и объяснялось вакантное место рядом: девочки не хотели сравнений, а мальчики были «филолухами». Милостиво разрешив осквернить своим присутствием ее величество, она шепотом сказала, что только что ушли телевизионщики, снимавшие репортаж об «абитуре». Оператор только на нее и направлял камеру, вечером в новостях покажут.
Набившись в одну из немногих комнат журфаковского общежития «на Кораблях», где был телевизор, иногородняя абитура и впрямь увидела этот репортаж и уже знакомую нам диву с изогнутыми бровями, словно рожденную для того, чтобы украсить собой экраны.
На следующий день в 601-й аудитории все заняли свои места – как в туристическом автобусе, когда первая поездка закрепляет за пассажиром нигде не прописанное, но само собой разумеющееся право претендовать на это сиденье до конца поездки.
Красавица оказалась почти тезкой – Мариной. Щедро отвесив полагающуюся порцию комплиментов за вчерашнюю телепремьеру – с горкой, я оказалась произведенной в пажи Прекрасной Дамы.
Через несколько дней я привыкла к снисходительно-покровительственному тону Марины: несмотря на всю свою величественную недоступность, она оказалась довольно открытой – даже спустя много лет язык не поворачивается ее так назвать – «девчонкой». Друзей в незнакомом городе у меня не было, а у нее, казалось, не было вообще. Природа сыграла с ней злую шутку, наделив красотой, не привлекающей, а отталкивающей.
Впрочем, отталкивала ее красота далеко не всех, а недостаток общения со сверстниками с лихвой компенсировали кавалеры, все больше – великовозрастные. Один из них и оплачивал ее курсы и индивидуальные занятия с лучшими университетскими преподавателями по всем дисциплинам.
– Хуже всего история идет, – делилась она на лекции по истории, скользя взглядом по конспектам, как по меню в ресторане.
Историю читал грузный дядька. Он садился за стол, прикрывал глаза, но не засыпал, как казалось нам, в первые же минуты, а начинал рассказывать по памяти, лишь изредка приоткрывая глаза, чтобы убедиться, что слушатели бодрствуют. Никто, конечно, не спал – до экзамена оставались каких-то три недели. Скрипели старые деревянные стулья, бегали шариковые ручки по бумаге, шелестели тетради, мы вздыхали, утирали пот со лба: в раскрытое окно дул ветер, даже не
