струны лапки шустрыи по клавишам стучат!»{247}
Ай, спасибо, Моцарт, милый,
ах, прекрасный бурундук!
До свиданья! До могилы
я с тобой, любезный друг!{248}
И иду, иду в Россию,
оглянулся – он стоит.
Сквозь пространства роковые
Моцарт мне вослед глядит{249}.
Машет, машет треуголкой,
в золотом луче горя,
и ему со Вшивой Горки
помахал ушанкой я{250}.
Гадом буду – не забуду
нашей дружбы, корешок,
ведь всегда, везде со мною
твой смешной бурундучок{251}.
И под ватничком пригревшись.
лапки шустрые сложив,
он поет, и я шагаю
под волшебный тот мотив{252}.
Глава V{253}
Час мужества пробил на наших часах…
Что ж, давай, мой Шаинский веселый.
Впрочем, ну тебя на фиг! Молчи!{255}
Все закончено. В частности, школа.
Шейк на танцах платформой стучит{256}.
БАМ, БАМ, БАМ! Слышишь, время запело?{257}
БАМ да БАМ, ОСВ, миру – мир!{258}
Развитой мой, реальный и зрелый{259},
БАМ мой, БАМ, Коопторг да ОВИР{260}.
Ах, мой хаер, заветный мой хаер,
как тебя деканат обкарнал!{261}
Юность бедная, бикса плохая.
Суперрайфл, суперстар, «Солнцедар»{262}.
– Что там слышно? – Меняют кого-то
на Альенде. – Да он ведь убит?!
– Значит, на Пиночета! – Да что ты!!
Пиночет-то ведь главный бандит!!{263}
Пиночет. Голубые гитары.
Озирая родную дыру,
я стою, избежав семинара,
у пивного ларька поутру{264}.
Ах, Лефортово, золотце, осень…{265}
Той же ночью в вагоне пустом
зуб мне вышибет дембель-матросик, —
впрочем, надо сказать, поделом{266}.
А потом, а потом XXV
съезд прочмокал и XXVI,
и покинули хаты ребята,
чтобы землю в Афгане… Постой!{267}
Хватит! Что ты, ей-богу. Не надо.
Спой мне что-нибудь. – Нечего спеть.
Все ведь кончено. Радость-отрада,
нам уже ничего не успеть!{268}
Все ведь кончено. Так и запишем —
не сбылась вековая мечта{269}.
Тише, тише! Пожалуйста, тише!
Не кричи, ветеран-простота{270}.
Город Солнца и Солнечный Город,
где Незнайка на кнопочки жал, —
все закончено. В Солнечногорске
