то в Маринкиной… с переменным успехом. Уже четыре месяца как.
Стыдно признаться, но по началу я так люто параноил от её заморозки, что даже озадачил своего безопасника поводить её незаметно, посмотреть, где бывает, с кем общается. Был почти уверен, что дело в любовнике, но у неё всё неизменно оказывалось чинно – дом-работа, дом-работа. Правда, был там, в «Птицах», один типок, который меня интуитивно напряг – некий иностранчик двадцати семи лет отроду, без регистрации и вида на жительство, человек из ниоткуда, который появился в Центре почти сразу после Маринкиного возвращения из Минвод. Но, во-первых, такие мутные типы появлялись в «Птицах» с завидным постоянством – на то они и жертвы жизненных обстоятельств, что сам чёрт ногу сломит в их личных историях. А во-вторых, когда я на эмоциях всё-таки предъявил это подозрительное совпадение Маринке – получил спокойный ответ, что это вовсе не совпадение, а она действительно познакомилась с ним в лечебнице на Минводах и сама же предложила помощь в «Птицах», и это, если уж мне так интересно, не тайна, а информация, официально записанная в его клиентской карте. «А что, что-то не так?» – как ни в чём не бывало добавила тогда она. А я не стал отвечать, но про себя понял – да не так. Я просто настолько забрехался сам, что невольно начал проецировать это и на неё. Довольно мерзкое ощущение. И тогда оно худо-бедно отступило, а вот теперь…
– Ладно, давай по койкам, – через силу зевнул я. – Четыре часа спать осталось.
– А куда конкретно едешь-то? Может, вместе сгоняем? У меня водительское с собой, будем меняться за рулём, если что.
Твою мать. Вот это и называется – загнать себя в угол!
– Не братан, спасибо, но в этом нет смысла. Ты лучше тут… за Маринкой пригляди.
Когда поднялся в спальню, Маринка вроде спала. Дышала ровно и тихо, как всегда, отодвинувшись от середины кровати на самый край – подальше от меня и отвернувшись. Я тоже лёг на свою половину, лицом к ней. Подпер голову рукой, заскользил взглядом: призрачно белеющие руки… Тонкая чёрная лямочка ночной сорочки – так и просится, чтобы её спустили с плеча… Волосы, размётанные по подушке. Манящий, раздражающе закутанный в покрывало, крутой изгиб от бёдер к талии. И надо всем этим, полупрозрачной вуалью, аромат её любимых духов. Наших любимых.
Коснулся её плеча – теплая, манящая, знакомая от первой до последней родинки, до мельчайшей чёрточки на ладони… Но такая вдруг чужая и непонятная. Медленно повёл по её руке – до кисти и обратно. Спит или нет?
Пальцами под волосы, по шее, по спине. Поддел эту чёртову дразнящую лямочку, сдвинул… И, не сдержавшись, припал губами к основанию шеи. Аромат любимой женщины – уже не духи, а она сама, её кожа, тепло, характер, нежность и острота – ударили в голову, зарождая бурю. Зарылся лицом в волосы, рукой – по изгибу талии, покрывало в кулак – и к чёртовой матери… Ладонью по бедру, под шёлк сорочки…
Маринка вздрогнула, выдавая себя. Не спит. Тем лучше!
Поцелуями по спине, пальцами под трусики – мимолётно, и снова по бедру – с нажимом, до дрожи дурея от голода и желания. Бёдра на внутренней поверхности, там, где ноги сомкнуты
