к институту для благородных девиц, а дважды снимали уже с забора, окружавшего это заведение.
Я так и не смог добраться до Яблоньки или увидеть её. Хотя, один раз, наблюдал, сидя на верху институтского забора, гуляющих в парке у фонтана институток постарше.
Андарский лекарь, который служил при дворе Правящего дракона, как-то сказал отцу, что моё поведение напоминает ему поведение драконов Андарии, когда они чуют истинную пару.
Отец только посмеялся этому.
Во-первых, наша страна слишком далеко от Андарии и местные драконы, из которых состоит правящая верхушка, за несколько столетий уже давно переродились и акклиматизировались. За всю историю воцарения ящеров на этих землях не было зафиксировано случая создания на этих территориях истинной пары.
А во-вторых, отец сказал, что я ещё ребёнок, который даже не оборачивается пока, куда там пару учуять!
– Блажь это! От вседозволенности драконы совсем отучились хотелки свои в узде держать! – распекал всех окружающих отец.
Из-за меня всем досталось: и Лоле, и наследнику, и маме, и Арнольду, и министрам с советниками. Поэтому, меня ловили и прикрывали от отца мои попытки увидеться с Александрой всем дворцом.
Но до него, всё же, информация доходила. Разгневанный моей настырностью, отец, собрал семейный совет, состоящий, кроме него, из мамы и Вольдемара, и, в сопровождении отряда гвардейцев, отправил меня учиться в военную академию Андарии, в страну драконов, среди жителей которой не было ни одного человека.
Туда несколько часов лёта, а по земле мы добирались два месяца через цепь горных перевалов. Моя милая Яблонька осталась далеко, в родном городе. Я думал о ней всю дорогу и искренне горевал, что не раздобыл какой-нибудь её вещицы или портрета.
В военной академии, куда меня отправил отец, срок обучения был пять лет. Один раз в год, летом, андарским кадетам был положен месяц каникул при условии успешной сдачи всех экзаменов и нормативов.
Однако, мой отец сказал, что я смогу прилететь домой на побывку только тогда, когда самостоятельно встану на крыло.
Только здесь, в военной академии я по-другому посмотрел на жизнь тех девочек, которых наша семья навещала каждый новый год. Я понял, как именно живёт моя Александра.
Стало стыдно за то презрение, с которым я смотрел на ровные ряды убогих кроватей в девчоночьих спальнях, когда отцу пришло в голову пройтись по ним во время очередного визита. Тогда я думал: «Какое убожество!». Так и было, конечно, по сравнению со спальнями принцев! Теперь моя койка в казарме, жёсткий матрас и тонкое одеяло, которое совсем не согревало по ночам, живо напомнили мне, что моя Яблонька живёт в таких же условиях. А ведь она – нежная хрупкая девочка! В свою первую ночь в казарме я натягивал на себя одеяло, пытаясь укутаться в него, чтобы согреться, и вспоминал длинную тонкую шейку и худенькое тельце своей Яблоньки. А утром писал отцу, требуя позаботиться о том, чтобы институтки получили тёплые одеяла к зиме. Вот только совсем
